Емельян Пугачев (Книга 2)
Шрифт:
И уже большая толпа собралась вокруг «батюшки». Казаки хотели подать свой голос, чтобы казнить сыщика, да побоялись, как бы государь опять не прогневался на них. Однако Давилин и Дубов, перебивая один другого, говорили:
– Подлинно он плут… Прикажи, надежа-государь, повесить гаденыша…
Батька его завсегда обиды нам творил. Да и сын не лучше батьки смертный оскорбитель и обидчик наш…
– Прикажи, ваше величество, вздернуть гада! – осмелев, закричали казаки. – Самый мерзопакостный он, даром что молодой… Ишь, глазищами-то
Парень и впрямь косил во все стороны желтовато-рыжими глазами, как бы собираясь броситься в кусты. И никакого внимания «батюшке», хотя бы слово молвил, хотя бы голову перед царем склонил.
Пугачёв поднялся, заложив руки за спину, раз-другой прошелся по ковру, сказал глухо, но крепко:
– Что ж, господа казаки… Ежели не люб он вам…
Он не договорил, но казаки поняли его царскую волю и поволокли молодца к старым ветлам.
Секунд-майор Наумов, перейдя со своим отрядом через реку Чаган и выставив возле моста две пары пушек, дальше не пошел. Верстах в трех от него маячили Пугачёвские всадники, толпились люди. Наумов приказал старшине Окутину двинуть вперед сотню казаков, чтобы разведать силы врага.
Окутин боялся далеко отходить от пехоты и пушек, он не надеялся на верность своих казаков: войсковые шпионы еще вчера упреждали его, что промеж дурных казачишек мутня идёт. Сотня Окутина, вместе с бывшим при ней капитаном Крыловым, остановилась.
Вдруг со стороны Пугачёвцев показался казак, он высоко держал над шапкой бумагу. Крылов и Окутин двинулись ему навстречу.
– Указ… указ государя! – голосил всадник и, подскакав к Окутину, вручил ему пакет. – Государь приказал прочесть всем… на голос!
– Какой такой государь? – закричал Окутин.
Но казака уже и след простыл. Окутин, не читая бумаги, сунул её капитану Крылову, тот спрятал бумагу в карман.
– Что ж вы не читаете? Читайте, что там написано… – загалдели казаки.
– Молчать! – прикрикнул Окутин. – Не ваше дело!
– А чье же, как не наше? – вызывающе проговорил пожилой казак Яков Почиталин. – Братья-казаки, требуй!..
Поднялась словесная перепалка. Окутин с Крыловым, оробев, дали сотне приказ отступать к отряду Наумова. Но в кучке влиятельных казаков Андрей Овчинников, Яков Почиталин, Лысов, Фофанов во весь голос дружно закричали:
– Кто государю служить готов, айда за нами!
И больше сотни казаков, вскинув над головами ружья и пики, умчались по направлению к стану мятежников.
– Пропало войско яицкое, – в унынии сказал Окутину капитан Крылов. – Уже раз измена завелась, так пойдет!
Казаки-Пугачёвцы встретили перебежчиков ликующими кликами. Ваня Почиталин, усмотрев среди подъехавших всадников своего отца, бросился было к нему со всех ног, но вспомнив, что есть он у государя персона, сразу придал себе солидность и, подойдя к родителю, важно, со
– Здравствуй, батенька… Все ли здоров?
И когда Яков Митрич прижал сына к груди и трижды с родительской нежностью поцеловал его в вихрастую голову, в лоб и в губы, секретарь государя скривил рот и всхлипнул.
Между тем Пугачёв с едва скрытой радостью принимал верных слуг. Все они, сдернув с голов шапки, стояли на коленях.
Увидав среди них плешивого Митьку Лысова, Пугачёв несколько омрачился. Не нравился ему этот низкорослый, хитрый, с козлиной бороденкой, человек. Еще так недавно, когда войсковые депутаты чинили в степи Пугачёву посмотренье – быть или не быть ему царем – этот самый Митька Лысов разные каверзные подковырки Пугачёву пускал.
Первым по старшинству лет подошел к руке «батюшки» большеусый, со впалыми щеками, Яков Почиталин.
– Что ты за человек? – спросил Пугачёв.
– Я надежа-государь, родным отцом довожусь Иванушке, что писарем тебе служит.
– Иван, верно ли сказывает?
– Истинно верно, ваше величество.
– Ну, царское спасибо тебе за сына, старик! Служи и ты мне, как предкам моим отцы твои служили.
Тем временем на помощь секунд-майору Наумову из крепости подошла еще сотня казаков под началом старшины Витошнова. Заметив, что Пугачёвцы всей толпой двинулись в обход моста, защищенного пушками, Наумов приказал старшине воспрепятствовать переправе мятежников вброд на другой берег Чагана. А бывшему среди сотни пожилому казаку Шигаеву секунд-майор сказал:
– Слушай, Максим Григорьич… Я тебя знаю давно за человека умного…
Сделай милость, как войдешь в соприкосновение с толпой, урезонь казаков, чтоб откололись от вора…
– Ладно, – буркнул Шигаев и надвинул шапку на глаза.
Сотня Витошнова на рысях пошла встречу Пугачёвцам. Подпустив сотню на близкую дистанцию, Пугачёв подал команду:
– Детушки! Окружай изменников с флангов, а я с тылу по хвосту вдарю… Вали в обхват!
Взвились кони, засверкали на заходящем солнце сабли, пыль по степи пошла. Однако рубиться не пришлось: почти вся сотня, насильно захватив своего старшину Витошнова, передалась мятежникам, и лишь с десяток казаков помчались обратно наутек, но их поймали, связанными приволокли к Пугачёву и потребовали немедленной им казни.
– Пускай до утра сидят под караулом. А завтра моя высочайшая воля воспоследует, – сказал государь.
Пугачёв был настроен сейчас на самый бодрый лад: ведь за один день к нему переходит самовольно вторая сотня боевых казаков. Это ли не удача!
Толпа переправилась через реку и, оказавшись в тылу отряда секунд-майора Наумова, принудила его убраться в крепость.
Наступил вечер. Толпа расположилась на ночлег.
За ночь невдалеке от палатки государя казаки соорудили виселицу, они надеялись, что так или иначе, а супротивникам народным доведется качаться на веревках.