Эмерит 3
Шрифт:
Я посмотрел на стоящую в тени прикусившую от волнения губу Смирнову. Молчание затягивалось, наконец, взметнулся первый номерок.
— Молодой господин под номером девять, один миллион! Миллион, раз… — начал отсчёт конферансье. Ксюша, тебе не о чем беспокоиться, когда твой мужчина такой продуманный, а у него есть друзья. Я подговорил Разумовского, чтобы он помог, если торги на машины забуксуют. «Митяй, догони до миллиона евро каждую, я тебе компенсирую, если ты один их выкупишь!» «Ярик, да без проблем, всегда рад помочь!»
— Полтора! —
— Два! — взревел Куракин около Елизаветы. Не знаю, зачем «Комбат» ему понадобился, но он торговался до победного, задрав планку до четырёх с половиной миллионов. Зато, когда сияющая Ксюша вывезла второй комбат, выкрашенный в нескромный золотой цвет, торги пошли с удвоенной силой.
— Миллион! — привычно начал Митяй.
— Два! — Филипп решил взять реванш во что бы то ни стало.
— Три! — Разумовский пошёл дальше, превысив мой максимальный порог.
— Четыре! — Медичи не мелочился.
— Четыре с половиной! — Митя повторил ставку Куракина.
— Пять!!! — выкрикнул покрасневший Филипп. Молодой патриций не мог допустить проигрыша на виду всего Света и пошёл ва-банк.
— Пять миллионов, раз, пять миллионов, два, пять миллионов… три! — ведущий опять с душой жахнул молотком. — Продано сеньору под номером тридцать девять! Дааа, никто не ожидал такой напряжённой борьбы между молодыми людьми! Кто бы мог подумать?!… И мы переходим к заключительному лоту, картине нарисованной новоиспечённым Главой рода Бурбонов.
Двое слуг внесли укутанную в ткань раму, установили на стойке и синхронно сбросили ткань на пол, открывая взорам произведение абстрактного искусства.
— Даааа, что же хотел сказать этим художник? — задался вопросом озадаченный конферансье. Он, как и прочие, впервые увидел картину. — Кхм, дамы, я теряюсь. Думаю, молодому Главе сначала стоит походить на курсы живописи, что ли?
— Хватит! — усиленный магией голос Исабель прогремел под сводами зала. Она величественно встала со своего места и продолжила: — Благодарю, далее в ваших услугах мы не нуждаемся. Это была ваша последняя работа на род Бурбонов. С продажей картины мы справимся сами.
Побледневший Хулио, до которого вдруг дошло, кому он раздавал свои ненужные советы, и что теперь его карьера на телевидении яйца выеденного не стоит, спешно покинул помещение.
— Да, теперь, видимо, придётся поработать языком мне, — я встал со своего места и поднялся на подиум. — Господа и дамы, вы не против?
Улыбающиеся дамы, уже что-то представив в своих бурных фантазиях, были только ЗА — они вежливо похлопали, господам же было глубоко фиолетово, и я продолжил:
— Вы любите тайны? Эта картина — тайна. Купившей или купившему я открою тайну тет-а-тет. Я лишь добавлю, за сколько бы этот холст не будет продан, он в дальнейшем станет только дорожать, — я взял в руку
Пока все думали, нахрен им нужен кот в мешке, возникшую заминку прервала Матриарх — она первая подняла номерок вверх.
— Госпожа с номером один, десять миллионов! Десять миллионов, раз… — по рядам одарённых гостей пошла волна шепотков. Если уж сама Малгожата Вторая впервые вступила в торги, надо брать!
— Номер тридцать девять — одиннадцать миллионов! Номер четыре — двенадцать! Опять первый номер — пятнадцать! — торги бодро пошли вверх. Через пять минут торгов планка пробила потолок в пятьдесят миллионов и пока не думала останавливаться. Отсеялись лишь мелкие игроки, оставив между собой торговаться четырёх самых богатых и упорных участниц.
— Номер семь — шестьдесят миллионов! Номер четыре — шестьдесят один! Единица — шестьдесят два миллиона! Номер сорок — шестьдесят три миллиона евро! — госпожа Цепеш из Румынии пыталась бороться наравне с тяжеловесами, но сдулась — это была её последняя ставка.
— Номер один — восемьдесят миллионов! Номер четыре — восемьдесят пять! — наконец, немка тоже сделала последнюю ставку, оставив бороться двух участниц.
— Первый номер — девяносто восемь миллионов! Номер семь — сто!!! Сто миллионов, раз… Сто миллионов, два… Сто миллионов… Три! Продано графине Северной!!! — я, больше не сдерживая радостных эмоций, стал со всей силы стучать многострадальным молотком по трибуне, и молоток не выдержал — сломался.
— На, вставишь в рамку, как символ успеха, продадим его на следующем аукционе, — я передал обломки деревянного молотка возникшей рядом Лопухиной и повернулся к шумящим гостям:
— Господа и дамы! Всем спасибо за участие в торгах, вырученные деньги пойдут в благотворительный фонд имени меня, организованный в поддержку прав одарённых мужчин во всём мире. Патриарх — это звучит гордо! До встречи на балу, который начнётся в десять вечера!
* * *
Я отдыхал в компании приёмных родителей — после торгов я был выжат, как лимон, и Исабель утащила меня с собой.
— Признаться, ты меня впечатлил! Салют! — блестя глазами, довольная королева махнула рюмку коньяка.
— Салют! — отзеркалил и тоже влил в себя благородный напиток, отдав дань традиции. Хотя, для меня это лишь перевод денег — алкоголь без блокираторов совсем не берёт.
— О, бухаете и без меня? — в гостиной нарисовался Шонуров-старший.
— Батя, это ты бухаешь, а мы отмечаем.
— Пётр Алексеевич, ты коньяк будешь? — предложила Исабель.
— Коньяк? Буду! За что пьём? — Лексеич плеснул себе волшебства в хрустальный мрак бокала и, покачивая, стал согревать его в ладони.
— За Главу рода Бурбонов и за твоего сына! Представляешь, первый день, а уже собрал сливки с Высшего общества на сто восемьдесят миллионов!