Эмигранты
Шрифт:
Лили, помня инструкции Хаджет Лаше, сказала:
– Я уверена, княгиня будет очень заинтересована вашим знакомством.
– Слушайте, как бы нам встретиться?
Лили сказала согласно инструкции:
– Можно здесь, в ресторане. Можно у нас на даче…
– А где она живет?
– В Баль Станэсе… Хотите – приезжайте на дачу…
Лили спешила замять разговор, – было страшно что-нибудь напутать и потом отчитываться перед Лаше… Но Леви Левицкий продолжал возбужденно расспрашивать, и Лили, запинаясь, врала про Веру Юрьевну и Хаджет Лаше (ее горячего поклонника, богатого человека и писателя), про восхитительную дачу, предложенную
– Нет, нет. Вера сейчас немножко нездорова… Словом, я вас извещу.
Несмотря на путаницу и очевидную чушь, всегда осторожный и подозрительный Леви Левицкий не почуял опасности, – сам черт не догадался бы, что эта запинающаяся хорошенькая девушка заманивает его в ловушку, на мучительную смерть. Он придвинулся и поглаживал холодноватую руку Лили, называя деточкой, – кровяные жилки наливались в его маслянистых глазах.
– Когда женщина ударит по нервам, – да еще такая европейская красавица, как ваша княгиня, – я готов отдать все… Вы меня понимаете? Деточка, я воспитан войной и революцией… Я голодный. Я хочу досыта накушаться жизнью.
45
После позднего обеда, в сумерках. Вера Юрьевна сидела в шезлонге на берегу озера. Неожиданно подъехал к даче автомобиль. Это из Ревеля вернулся Хаджет Лаше. Послышались голоса нескольких человек, – с ним были Эттингер, Биттенбиндер, Извольский… Кто-то из них закричал:
– Вера Юрьевна! Княгиня! Ваше сиятельство! Ваше стервятство!.. Эй, Василий Алексеевич, полковник! (Вера Юрьевна не подняла головы, не пошевелилась в кресле, подумала спокойно: «Хулиганы, бандиты, почему ни тиф их, ни пуля не взяли?…»)
Автомобиль уехал, четверо вошли в дом. Свет через раскрытое окно лег на скошенный луг. В столовой звенела посуда, хлопнула откупориваемая бутылка, и – затем – раздраженный голос Хаджет Лаше:
– Эти девки жрут тут без меня, как свиньи. Господа, господа, не начинайте с коньяка, – у нас целый ряд серьезнейших вопросов…
Тогда Вера Юрьевна поднялась и неслышно подошла к дому. До последнего слова она прослушала совещание в столовой. Лаше говорил:
– Предварительная подготовка закончена… Лига связала себя круговой порукой с Парижем, Лондоном, Вашингтоном, с Колчаком, Деникиным…
Вежливый голос Извольского:
– Простите, через кого установлены связи с Колчаком и Деникиным?
– С Колчаком – через Юденича, с Деникиным – через генерала Янова… Затем мы связались с эмигрантским центром и крупнейшей нефтяной группой. Теперь я это могу открыть, господа: нами очень интересуется Детердинг… Лига неуязвима… Мы должны перейти к действиям…
(Пауза. И – голоса: Извольского: «Давно пора», Биттенбиндера: «Урра!», Эттингера: «Честное слово, мы уже совершенно без денег, господа…»)
– Вот список, пополненный в мое отсутствие генералом Гиссером, – продолжал Лаше. – Мы его обсудим и установим очередь. Первый номер: матрос Варфоломеев…
Голос Извольского:
– В расход…
Эттингер – вскользь:
– С ним придется здорово повозиться…
– Вторым номером – семья народного комиссара Красина.
Извольский:
– А что это нам даст?
– Это даст нам самого Красина…
– Ага… Не спорю…
– Третий – полпред Воровский… Он еще в Стокгольме. Но с ним так же, как
– Я его знаю, – крикнул Биттенбиндер, – голубые очки – харьковский чекист… Этому молодчику спицы надо под ногти!
– Детали обсудим после… Пятым в списке – Леви Левицкий (удовлетворенное рычание собеседников…) и, наконец, шестой – Ардашев… (Снова одобрительные восклицания.) Эта тройка – Леви, Ардашев и Варфоломеев – не вызовет никаких политических неприятностей, здесь можно действовать без оглядки, кроме того, господа, вы сами понимаете, это вещественно… Поэтому я и предлагаю: начать с этой тройки. А чистой политикой займемся уже во вторую очередь.
Биттенбиндер:
– Браво!
Эттингер:
– Поддерживаю…
Затем – холодный голос Извольского:
– Я не согласен… Господа, прежде всего мы должны оправдать свое лицо… Мы боремся за поруганную и распятую монархию… Мы – братья белого ордена – боремся с большевиками, то есть: с агентами сионских мудрецов, с еврейством в целом и с его прихвостнями – российскими либералами и интеллигентами. Наша цель – вернуть России ее исконную святыню и восстановить золотой век, когда государственный строй был подобен небесной иерархии: народ был покоен и чист духом, высшие силы заботились и пеклись о нем. Крестьянин был сыт, здоров и весел, под отеческой опекой крестьянин истово трудился, имея видимую цель: своего барина – своего отца. В свою очередь над барином стояли высшие силы, и вся незыблемая система осенялась славой горностаевой мантии помазанника. Было легко дышать, легко жить… Так вот, господа, я полагаю, что первый наш акт должен быть чисто политическим. Это наш первый долг, этим мы поднимем себя на моральную высоту и смело взглянем в лицо нашим друзьям… Иначе – Лига разменяется на мелкие операции…
Его перебил рев Биттенбиндера:
– Хороши мелкие операции! У Леви Левицкого полмиллиарда крон на текущем счету…
– Вы меня не поняли, поручик Биттенбиндер, я говорю – мелкие в моральном смысле…
– Ну, это уже тонкости…
Лаше – мягко Извольскому:
– Не забудьте, что организация казни крупного политического лица требует огромных предварительных затрат. Ассигнованные нам суммы – капля в море, да и капля-то еще в море, а не у нас… Прежде всего мы должны пополнить нашу кассу… Итак, вопрос о Леви Левицком, Ардашеве и Варфоломееве я считаю решенным… Мой план захвата этих лиц таков…
Налымов проснулся, зажег электрическую лампочку у дивана и стал поджидать Веру Юрьевну.
Внизу в столовой бубнили голоса. Деревянные стены дома резонировали тревожно, будто волны неспокойных мыслей бежали до чердака, уносились в ночь, рассыпавшую августовские звезды над домом.
Налымов подумал лениво: «Совещаются…» Но где Вера Юрьевна? Ему до того внезапно стало жалко ее, что он сморщился и потер грудь там, где тупой болью сжималось пропитое сердце. «Да, братец ты мой… Пора, пора… Довольно, будет. Пора, братец мой…»