Эмиль Верхарн Стихотворения, Зори; Морис Метерлинк Пьесы

Верхарн Эмиль

Воскресное утро

Перевод А. Голембы

О, трепетная рань святого захолустья, Когда еще река вся в золоте стрекоз, И в промельках ветвей и камышовых слез Еще кленовый мост на солнце нежит брусья! Цветущих луговин пестреющие устья, И цоканье подков в конюшне, и оброс Свинарник визгами веселий и угроз: Даянья скотницы исчезли в жадном хрусте! О, утренняя тишь! Блаженный час, когда Накидок и чепцов покорные стада Вплывают в городок, где божий храм беленый, Где млеют яблоки, где шпанских вишен звоны, Где в томной синеве над самой головой Внезапных простынь залп

с веревки бельевой!

Крытый ток

Перевод А. Голембы

Он высится в лугах громадою беленой. Оштукатуренный и крытый камышом, На расстоянии заметен он большом, А сбоку, под стрехой, ютится мох зеленый. Вот дикая лоза к стене прильнула сонной. На кровле горлица воркует с голубком. А скирды, ровные, как срезаны ножом, Стоят по сторонам ограды отворенной. Теперь затишье тут. А некогда цепы Звучали поступью шагающей толпы, Иль поступью солдат, под грохот барабана. Казалось, сердце здесь безмерное стучит. Звук падал и взлетал. И вечер, с песней слит, К поляне припадал, и таяла поляна.

Плодовые сады

Перевод А. Голембы

В сады, где воробьи и черные дрозды Нашли себе приют меж мшистыми стволами, Сверкающий апрель внес солнечное пламя, Сплетя благих ветвей несчетные ряды. Пусть в завязи еще сладчайшие плоды, Но пчелы, меж ветвей сквозными куполами, Влекут грядущий мед. И тяжкими сосцами Коровы — сочных трав касаются, горды. Мерцающий туман окутал утром рано Сонм яблонь. Пелена молочного тумана Развеялась, легло на ветви бремя дня. А в предвечерний час, под гневным небосклоном, Струилось золото по всем ветвям червонным, По всем излучинам бессмертного огня.

Нищие

Перевод Е. Полонской

Их спины нищета лохмотьями одела. Они в осенний день из нор своих ушли И побрели меж сел по ниве опустелой, Где буки вдоль дорог алеют издали. В полях уже давно безмолвие царило, Готовился покрыть их одеялом снег, Лишь длился в темноте, холодной и унылой, Огромных мельничных белёсых крыл разбег. Шагали нищие с сумою за плечами, Обшаривая рвы и мусор за домами, На фермы заходя и требуя еды, И дальше шли опять, ища своей звезды, По рощам и полям, как будто псы, слоняясь, Порой крестясь, порой неистово ругаясь.

Выпечка хлеба

Перевод А. Ибрагимова

Субботним вечером, в конце дневных работ, Из тонко сеянной отборнейшей крупчатки Пекут служанки хлеб. Струится градом пот В опару, до краев наполнившую кадки. Разгоряченные, окутаны дымком Тела их мощные. Колышутся корсажи. И пара кулаков молотит теста ком, Округлый, словно грудь, — в каком-то диком раже. Слегка потрескивают поды от жары. Служанки, ухватив упругие шары, Попарно в печи их сажают на лопатах. А языки огня с урчанием глухим Бросаются на них ватагой псов косматых И прыгают, стремясь в лицо вцепиться им.

Шпалеры

Перевод Е. Полонской

Во всю длину шпалер тянулся веток ряд. На них зажглись плодов пунцовые уборы, Подобные шарам, что в сумерки манят На сельских ярмарках завистливые взоры. И двадцать долгих лет, хотя стегал их град, Хотя мороз кусал в предутреннюю пору, Цепляясь что есть сил за выступы оград, Они вздымались вверх, все выше,

выше в гору. Теперь их пышный рост всю стену обволок. Свисают с выступов и яблоки и груши, Блестя округлостью румяных сочных щек. Пускает ствол смолу из трещинок-отдушин, А корни жадные поит внизу ручей, И листья — как гурьба веселых снегирей.

Зимой

Перевод С. Шервинского

Вновь холодно, земля твердеет, подмерзая, Роясь пушинками, вновь первый снег идет И по навесам крыш соломенных кладет Свои подушечки, свисающие с края. И снова, жалуясь, шуршит стерня сухая, Над наготой полей опять молчанья гнет; Голодная, зимы почувствовав приход, Уже слетается к жилью воронья стая. Зато, лишь серая задернет небо мгла, Опять по-зимнему вся ферма весела, — Сидят и греются пред алою жаровней; И зарождается любовь у парня с ровней, — По вечерам, когда кипящий чан поет, Где сусло варится, бурливо, как живот.

Марина [I]

Перевод С. Шервинского

В дни холодов сырых, пронзительных ветров На волны светлые ложился мглы покров; Меж грязной зелени, по пашням и дорогам, Влачился паводок огромным осьминогом. Тростник сухой свисал оборками. Стеснен Стенами темноты, гремел со всех сторон Иль зюйд, иль норд, всю ночь гудели глухо дали. Белесым отсветом во тьме снега мерцали. Но лишь мороз, ряды чудовищные льда Сползали, — шумные, обширные стада, — Толкаясь и давясь, как сбившиеся горы. В часы, когда в лесу и в поле был покой, Они со скрежетом шли друг на друга в бой, Громовым грохотом тревожа сел просторы.

Марина [III]

Перевод С. Шервинского

Река была полна снастями, парусами, А небо на нее всем весом налегло И почву жарило вокруг и жгло лучами, Как будто подобрав под знойное крыло. А около плотин кипели ил и тина, Иглой сверкал тростник от солнечной игры, И судна трескалась смоленая махина, Томясь под бременем расплавленной жары. А в узком месте, там, где волны вдруг немели, Из вод песчаные выпячивались мели И белым стаи птиц пятнали их пером. Поселок весь пылал, как в воздухе горнила, Грозившего ему медлительным огнем, И уголья волна горящие влачила.

Монахи

^{3}

Монахи

Перевод В. Микушевича

Я призываю вас, подвижники-монахи, Хоругви божий, кадила, звездный хор, Свет католичества затеплившие в прахе И в ослеплении воздвигшие собор; Пустынножители на скалах раскаленных, Навеки в мраморе веленье, гнев и зов, Над покаяньем толп коленопреклоненных Каскад молитвенный тяжелых рукавов; Живые витражи в сиянии восхода, Неистощимые сосуды чистоты, Благие зеркала, в которых вся природа, Как в тихом озере прибрежные цветы; Провидцы, чья душа задолго до кончины В сверхчеловеческом таинственно жила, Утесы посреди языческой пучины, Над Римом дикие горящие тела; Мосты, взлетевшие изгибами в пространство, Тяжеловесные устои в серебре, Со стороны зари — потоки христианства По направленью к нам, к другой своей заре; Фанфары звучные пришествия Христова, Громоподобные набаты в тишине; От солнца вечного, от пламени святого Распятий ваших свет в небесной вышине.