Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром
Шрифт:
— Да, Джимми, это я, тетя Марми. Мы проведем с тобой сегодня чудесный день.
А мой брат, когда понял, что мама оставляет нас на целый день с няней, наоборот, расплакался и бросился к ней на руки.
— Ну же, перестань плакать, — утешает его мама. — Я отлучусь всего на пару часов, а с тетей Марми вы скучать не будете.
Но я — я почти не обращаю внимания на хныканье моего брата. Я слишком счастлив в объятиях моей тети Марми, чтобы замечать что-то еще. Мое сердце наполняет такая любовь, потому что Марми, я знал, тоже любит меня. Устроившись у нее
А затем произошло нечто совсем странное. Детские глаза Сони стали меняться, становясь старше и мудрее. Это были глаза Марми, и неожиданно все встало на свои места.
— Ты была Марми, — сказал я девочке. — Теперь при поминаю… мне было три года… и я так любил тебя тогда. — И слезы навернулись мне на глаза.
— Марми, — повторила Соня, и я понял, что она тоже все-все знает.
— Что ж, теперь и вы поняли, что это означает, — сказал брат Маттиас, и наш взгляд, который держал нас как нераздельное целое, наконец распался.
— Как у нее это получилось? — спросил я брата Маттиаса.
— Вы хотите, чтобы я задал ей этот вопрос?
Я кивнул, и она ответила ему что-то на своем языке.
— Она говорит, что любовь длится вечно, — перевел мне брат Маттиас, когда Соня договорила. — Когда сходятся вместе два сердца, память об этом соединении оставляет неизгладимый след в душе Вселенной. Ты был ребенком, ненамного старше, чем она сейчас, а теперь ты вернулся, чтобы вернуть ей тот же дар, что получил однажды от нее. Ты пришел, чтобы помочь ей распространить любовь на всех живых существ повсюду.
— Это и есть подлинная миссия Детей Оз1 — спросил я.
— Да, само собой. Их, и наша тоже. А другой здесь просто не может быть, согласны? Дети — они задают свой вопрос, но мы все призваны к служению, каждый по-своему. Вы странствуете по миру, распевая ваши молитвы о мире, и тем самым напоминаете людям о любви. Я священник, исполняю священнические обязанности, но все это тоже во имя и ради любви. Это всегда одна и та же миссия, только есть бесконечное множество путей, чтобы осуществить ее.
Я посмотрел на Соню, и сияющая улыбка вернулась на ее лицо. Все это время она так и простояла прямо передо мной, и лишь теперь я спохватился. Я усадил ее на стул напротив себя, и началась наша беседа, для которой мы и были приглашены сюда.
— Соня, расскажи мне о той любви, которую ты чувству ешь, или о миссии всех тех детей, что похожи на тебя.
Она засмеялась, словно я задал ей очень странный вопрос.
— Я не могу говорить с тобой о любви, — ответила она. — Если бы я могла, тогда бы это было не по-настоящему. Потому что любви нет никакого дела до слов. Много людей говорят о любви, только они не понимают, о чем говорят. Они думают, что это нечто такое, что можно найти,
— А что такое «настоящая» любовь? — спросил я ее.
— Снова ты за свое! — легкий смешок вырвался из ее уст. — Видишь, как это трудно? Как ни старайся, все равно получается одно и тоже. Мы хотим все понять своим умом, а затем проговорить это понимание словами. Но ум не может понять любви, потому что она никак не связана с мышлением.
— Так как же мы постигаем любовь?
— Ты спрашиваешь меня потому, что не знаешь, или потому, что хочешь услышать от меня то, что и так уже понял?
— Это очень хороший вопрос, — сказал я. — Наверное, немного того и другого.
— Ладно, скажу так, как знаю. Когда твое сердце по-настоящему открыто, именно ПО-НАСТОЯЩЕМУ, ум не пытается объяснить любовь и рот тоже вроде как сам собой закрылся — и молчок об этом. Я думаю… ты становишься любовью, и в этом вся разница. Чтобы увидеть себя своими глазами, тебе нужно зеркало. Ну а если ты стал любовью, тогда что это за зеркало, в котором видно самого себя?
– ; Не могу ответить.
— Можешь… я чувствую, что можешь. — Она улыбнулась мне, и у меня сразу же появилось чувство, будто я знаю, что она имеет в виду.
— Каждый, кого мы встречаем, — сказал я ей. — Каждый, кого встретим и с кем заговорим. Это и есть зеркало, которое поможет нам увидеть и почувствовать любовь.
— Да. Вот видишь, я же говорила, что знаешь. Я помню, когда я была той женщиной, я брала тебя на руки, чтобы ты мог почувствовать, как сильно я тебя люблю. Мне ничего не нужно было говорить об этом, потому что ты и так все знал.
— Да-да, теперь я точно помню, каким я был счастливым, когда ты была рядом. И еще помню, как мне не хватало тебя, когда мы переехали. С другими уже было не так, как с тобой.
— Но ведь теперь ты можешь не просить, а давать любовь, правда? — сказала она.
Ее глаза, снова глаза ребенка, смотрели на меня, и в них светилось бесконечное милосердие.
— Теперь, когда ты знаешь, где искать любовь, ты можешь сам найти ее. Чтобы получить любовь, тебе больше не обязательно просить ее у меня. Разве это не радостная весть для тебя? Ты ведь теперь совсем не тот маленький мальчик, что прежде.
— А ты не маленькая девочка, ведь так? — рассмеялся я, а слезы тем временем так и катились по моим щекам.
Брат Маттиас тоже был глубоко растроган всем услышанным и только в изумлении поглядывал на нас.
— Да, — сказала она, и тут же стала снова семилетней девочкой.
Но в ее глазах я продолжал видеть мою любимую Марми, которая по-прежнему не сводила с меня взгляда. Соня же тем временем соскочила со своего стула и снова обвила мою шею руками.
— Чем больше я люблю, тем больше становлюсь маленькой девочкой. И ты тоже сможешь стать маленьким мальчиком, если захочешь. Для Бога мы все маленькие дети, так говорит брат Маттиас… Ведь так, брат Маттиас?