Эмиссары

Тарнавский Виктор Вадимович

– Да ты мне это в лицо не тычь!
– взвизгнула она.
– Угрожать еще вздумал! Да я тут и с места не сдвинусь! Шагу не сделаю!

– Верно, не сделаешь, - пробормотал Млиско, нажимая на курок.

Игла угодила мадам Бэнцик прямо между глаз. Вскрикнув в последний раз, она навзничь рухнула на землю. Над лагерем нависла тишина.

– Держи.

Эстин Млиско спокойно, у всех на глазах, поставил пистолет на предохранитель и протянул Эргемару, как положено, рукояткой вперед. Всеобщее молчание становилось все более напряженным.

– Да, я убийца, - Млиско не спеша обвел всех тяжелым взглядом.
– А вы не знали?

Я готов пойти под суд и даже понести заслуженное наказание, но только когда мы все вернемся домой! И я сделаю все, что в моих и вообще в человеческих силах, чтобы мы туда вернулись! Ясно?! Может, еще кто-то не хочет идти?

В полном молчании Дилер Даксель вышел из толпы и хлопнул Млиско по плечу.

– Пора!
– просто сказал он.
– Пошли! Драйден, ты сегодня дежурный? Пусть ее прикопают где-нибудь. Только не забудь прихватить ее обувь... Ишь ты, даже каблуки не сбиты...

Вскоре они двинулись в путь. Сегодня они двигались медленнее обычного. Памятуя о тех, кому трудно идти, Дилер Даксель задал щадящий темп. И еще их было на одного человека меньше.

Около полудня, пройдя насквозь очередную рощу с редкими невысокими корявыми деревьями с плоской зонтичной кроной, они неожиданно вышли на край плато. Горизонт внезапно раздался вдаль и вширь, впереди и внизу простерся слегка волнистый мохнатый зеленый лесной ковер, переходивший на севере в каменистые пустоши, за которыми вздымал к небу снежные вершины величественный горный хребет. Здесь были заметны следы ночного землетрясения: у кромки исполинского обрыва змеилась опасная трещина, в одном месте она обрывалась вниз языком недавнего обвала.

Осторожная разведка показала, что стены плато, поднимавшегося над поросшей лесом равниной на добрые три сотни метров, почти отвесны, и дороги вперед нет. Тогда Дилер Даксель приказал становиться на обед прямо у края рощи и послал вправо и влево две группы разведчиков, как он выразился, "осмотреться по сторонам".

Под деревьями заполыхали костры, возле них засуетились кашевары из хозотделения, готовя на обед привычную бобовую похлебку. Носильщики-водоносы наливали во фляжки воду из пластиковых колб, стараясь как можно бережнее расходовать их невеликий запас.

Получив свою порцию последним, как и положено дежурному, Драйден Эргемар огляделся по сторонам. Эстин Млиско обедал как бы и вместе со всеми, но, в то же время, и отдельно от остальных. Вокруг него зияла пустота. Эргемар снова оглянулся, ища тех, кто мог бы ее заполнить. Дилер Даксель о чем-то беседовал с Хенной и Дауге, который сегодня выглядел растерянным и осиротевшим, Эрна Канну развернула свой походный медпункт и ставила кому-то примочки на натертую ногу, еще два человека сидели чуть поодаль, ожидая своей очереди.

Сделав несколько шагов, Драйден Эргемар присел прямо на засохшую траву рядом с Млиско. Некоторое время слышался только частый стук ложек.

– Осуждаешь?
– наконец, негромко спросил Млиско, глядя в сторону.

– Не знаю, - Эргемар вдруг понял, что не может ответить прямо на такой, казалось бы, простой вопрос.
– Наверное, да. Она, конечно, была редкой стервой, а иногда совершенно невыносимой, но убивать за это... Нет, я думаю, ты поступил неправильно.

– Может быть, - пробормотал Млиско, откладывая в сторону пустую миску.
– Нет, не может быть, а точно. Именно неправильно. Мне надо было сделать это раньше. И не так.

– Объясни, - потребовал

Эргемар.

Млиско глубоко вздохнул.

– Все мы добренькие, - проворчал он.
– Все мы считаем человеческую жизнь священной ценностью. Все мы думаем, что человек от природы добр, и приучены относиться снисходительно к его недостаткам...

– Эстин, даже если человек плох, он все равно остается человеком, - покачал головой Эргемар.
– И я тут вижу какое-то дикое несоответствие вины и кары.

– Дикое?
– с кривой усмешкой переспросил Млиско.
– О, да, мы же здесь все цивилизованные люди. Мы можем, скрепя наше милосердное сердце, согласиться со смертной казнью, но только ворам и убийцам. Особенно, если они украли что-то у нас или жестоко убили кого-то прямо у нас на глазах...

– О чем разговор?
– рядом с Эргемаром и Млиско опустился на землю Дилер Даксель, за ним стояли Хенна, Дауге и Эрна Канну.
– Ты хочешь объяснить, зачем ты это сделал, так и говори прямо, без всяких вывертов.

– Хорошо, скажу прямо, - Млиско выдержал его взгляд.
– Я много чего повидал в жизни, и хорошего, и плохого. Такие люди в отряде - не просто паршивая овца, которая портит все стадо. Это зародыш гангрены, от них надо избавляться, и чем раньше, тем лучше. Любыми средствами.

– Даже такими?
– в упор спросил Эргемар.

– Да. Я виноват, что слишком далеко запустил болезнь, и именно за эту вину мне нет прощения. Я обязан был действовать раньше, хорошенько проучить ее, выбить из нее дурь. А так эта покойная стерва разрушала нас изнутри. У нас все добровольно, без принуждения, верно? Каждый делает то, что может, и получает то, что ему необходимо, так? Все хорошо, все прекрасно, от каждого - по способностям, каждому - по потребностям. Но эта система бессильна против бессовестных и законченных эгоистов, для которых существуют только одни интересы - их личные, и которым наплевать на всех остальных. Мы же добрые, мы верим людям на слово. Может, кто-то, действительно, не может идти или у кого-то слишком болит голова, чтобы заниматься разбивкой лагеря. Мы же не будем опускаться до проверки, да и не можем здесь что-то проверить, у нас даже медицинское освидетельствование некому провести... Я думал, что нас семьдесят человек, мы как-нибудь выдержим пару рыл полного балласта. Но ведь эта стерва не таилась где-то по углам. Она постоянно и громко отстаивала свои права, как она это понимала. И неизменно побеждала - с ней никому не хотелось связываться, верно? Она получала свой паек, место на тележке, и не давала взамен ничего! А пару дней назад я начал замечать кое у кого признаки, так сказать, остервенения. Ведь это был такой заманчивый пример. В чем-то я их понимаю: мы идем уже много дней, люди устают, им ничего не хочется делать. И кое-кто стал понимать, что им можноничего не делать!

– Эстин прав, - глухо сказала Эрна Канну.
– Я тоже обратила внимание: в последние дни лагерем занимаются одни и те же. Многие просто сидят и смотрят.

– В наши дни как-то расплодились всяческие мерзавцы, - продолжил Млиско.
– Во время войны они прятались в тылу или во всяких штабах, а теперь вылезли наружу. Они очень хорошо знают свои права и постоянно их качают - не дай Единый, вдруг кто-то им что-то недодаст или посягнет на их священные интересы. И они очень хорошо знают все законы, ведь по этим законам они всегда правы!