Эмма Дженкинс
Шрифт:
С нетерпением я открыла книгу о магах земли, горячо желая отыскать хоть какое-то упоминание о семье Солсбери. И довольно быстро нашла. Их род, оказывается, стоял у истоков артефакторики. Даже один из законов этой науки был открыт лет триста назад неким Адамом Солсбери, и, судя по представленному портрету, я видела изображение этого ученого мужа в одном из коридоров главного корпуса. Здесь я вспомнила, для чего, собственно, просила пособие по истории дамской моды. Нужно было определить временной промежуток, в который жил Лай. О Источник! На портрете ни даты, ни автографа художника я не нашла. Мужская мода не столь изменчива, а вот женская
Половину альбома я пролистала не глядя – ни древние времена, ни средневековье, ни галантный век меня не интересовали. А вот последнюю треть альбома просмотрела очень внимательно. Открытые плечи, слегка задрапированные шифоном, утянутые «рюмочкой» талии, пышные короткие рукава, высокие прически – все говорило о том, что портрет, на котором был изображен Лай с братом и сестрами, был написан незадолго до Смуты. А учитывая то, что в последних моих снах юноша выглядел лет на пять старше, чем на портрете, искать какое-либо упоминание о Лае нужно было во времена самой Смуты или даже позже.
Я снова обратилась к энциклопедии. Правление Эдуарда Третьего. Не то! Ригард Первый. Тоже не то. Ригард Второй. Вот это уже похоже на правду. Но сколько я ни листала страницы, фамилию Солсбери больше не нашла.
С тем я и отправилась в общежитие: надо было приготовить уроки на завтра и подумать над дальнейшим планом моих поисков. Идею ходить в библиотеку каждый день и просить книги по интересующей меня тематике отмела сразу – и недели не пройдет, как мэм Пинч, а то и кто-нибудь из знакомых догадается, что я что-то ищу. Тогда-то я и придумала записаться на дополнительный курс по истории.
А через пару недель мне приснился очередной сон.
Я медленно прихожу в себя. Холодно, все тело затекло, голова раскалывается при малейшем намеке на движение. Я лежу на чем-то жестком и холодном. С трудом разлепляю глаза и вижу абсолютную темноту. Хочу дотронуться до лица и понимаю, что руки надежно зафиксированы. Паника. Кричу, но не слышу своего крика, зову на помощь, но тщетно. От бессилия бьюсь затылком о плиту, к которой привязана, и тут зрение и слух возвращаются. И я понимаю, что не видеть и не слышать – это благо.
Большой мрачный зал, спертый воздух, мерцающий свет факелов. Я лежу на огромном столе, распятая на нем, словно бабочка на листе бумаги. Стол установлен в центре начерченной на каменном полу звезды с магическими рунами. Я словно в страшной сказке или бредовом сне. Да вот только проснуться не получается.
Поворачиваю голову, и меня прошибает холодный пот: рядом со мной, задумчиво глядя на начертанные на полу линии, стоит тот, кто превратил мою жизнь и жизни моих друзей в Бездну. Изящным жестом отряхивает пальцы от мела и поднимает взгляд на меня. Взгляд холодного, бесстрастного палача. Я замираю от этого страшного взгляда и от того, что сам он так похож на Рида в этот момент. Кровь стынет в жилах, и страх сковывает похлеще цепей. Последнее, что я помню, – как друзья пытались защитить меня от этого негодяя. Но их нет, а он есть.
– Очнулась, – кивает маг, – отлично.
– Что вы собираетесь делать? – жалкий вопрос, произнесенный еще более жалким, прерывающимся голосом. На
– Положить конец вашему щенячьему бунту, – голос его спокоен.
Он подходит ко мне совсем близко.
– Не хочу, чтобы в самый ответственный момент из-за ваших выходок все сорвалось. Глупо. Это было глупо, а глупость, видишь ли, наказуема.
Жесткие пальцы сжимают мой подбородок, ледяной взгляд пришпиливает к алтарному камню. Я задыхаюсь от этой неумолимой, тяжелой, холодной силы.
– Н-да, будь ты умнее, могла бы пожить еще года два-три, а теперь… Смотри и запоминай, к чему приводит скудоумие, – ловушка пальцев разжимается, но урод склоняется надо мной и срывает с моей шеи артефакт-подвеску.
Перед глазами полыхает, пространство вибрирует. «Снятие иллюзии», – механически отмечаю про себя. Оглядываюсь в ужасе и ненавижу это чудовище еще сильнее: на четырех лучах звезды, на коленях, со склоненными головами стоят Рид, Лай, Тери и Эд. Нет, нет, нет! Запрещенная магия воды – магия крови, которая превращает любого человека в послушную марионетку! Источник, во что мы ввязались! И все из-за меня. От бессилия слезы ручейками бегут по щекам. Лучше бы я просто сдохла.
– Сдохнешь, – спокойно обещает гад, – и дружков своих захватишь. Милые мальчики решили провести запрещенный ритуал и выкачать жизненные силы из своей подружки, моей потенциальной невесты, кстати, но поторопились и перепутали направление потоков – не от жертвы, а к ней. Как думаешь, что произойдет, когда схема активируется?
«Меня разорвет от направленной на меня магической энергии, – отстраненно думаю я, – и лишит ребят жизни, если не остановить поток. Но этот палач не остановится».
– Там же ваш сын! – это до сих пор не укладывается у меня в голове.
– О, я буду вдвойне безутешен, – он произносит это так безразлично, что меня мутит. – Пусть посмотрят, что бывает с теми, кто встает у меня на пути.
«Энченцио сангрия! – его внезапный крик раскалывает пространство. – Рапидо!»
Плотная, осязаемая волна холода струится по жилам, выстудив саму жизнь, сковав потоки слез ледяной коркой.
Повинуясь жестам мага, коленопреклоненные друзья хватают лежащие перед каждым из них ножи, и дергаными, ужасающе синхронными жестами надрезают ладони. Лишенная возможности даже рыдать, я медленно умираю вместе с ними. Как же я ненавижу этого гада!
«Чтоб ты сдох, тварь… Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох!»
Когда потоки сил синхронно бьют в меня, я думаю только об этом. Я не чувствую боли, ненависть захлестывает меня. Я смотрю на него в упор и повторяю: «Сдохни, сдохни за все, что ты с нами сделал». Ладони и грудь печет, и я наконец-то кричу, дергаюсь. И вижу, как тугие темные лучи прошивают пространство от меня к отцу Рида. На миг на его лице появляется изумление, а затем он вспыхивает и осыпается на каменный пол черной горкой пепла…