Эммелина

Росснер Джудит

Что это? Что происходит?

Кровь отхлынула от лица Ханны. Эммелина чувствовала, что все наблюдают за ними. Слава Богу, что лица Ханны не видят. Повисло молчание. Даже Гарриет не решалась его нарушить. Что-то ужасное совершалось в комнате.

– Ханна, – слабым голосом проговорила Эммелина. – Пожалуйста, Ханна. – Голова у нее поплыла. Самые страшные опасения зарождались и опять исчезали.

– Выйдем, – сказала Ханна. Голос дрожал, бледность по-прежнему заливала лицо.

Послушно и словно во сне, Эммелина вышла из дома, ведя за собой и Мэтью. Следовавшая за ними Ханна закрыла за собой дверь. В полном молчании они вместе спустились по склону. Впереди –

Мэтью и Эммелина, цепляющаяся за его руку, как утопающий за соломинку, спотыкающаяся на выбоинах, которые знала с детства. Дойдя до дороги, все трое остановились, и Ханна глянула Мэтью и Эммелине в лицо. Но сразу же ее внимание отвлекли их сцепленные руки. Она смотрела на них так, словно видела нечто чудовищное, такое, с чем никто никогда не сталкивался, чего не мог даже вообразить себе, и сила этого взгляда Ханны заставила их наконец разнять руки.

– Я как-то не понимаю… В чем дело? – первым заговорил Мэтью.

– Кто ты такой? – спросила Ханна.

– Что вы имеете в виду? – изумился он. Если б мужчина подступился к нему с этим вопросом, он знал бы, как реагировать; но перед ним стояла грузная женщина, всего несколько минут назад так дружески улыбавшаяся.

– Из какой ты семьи?

– Из самой обыкновенной, – ответил он, пожав плечами. – Из своей.

– В чем дело, Ханна? К чему все это?

– Откуда ты родом? – не обращая внимания на Эммелину, продолжала выспрашивать Ханна.

– Из Канзаса.

Все это по-прежнему лишь удивляло его, но Эммелина уже теряла самообладание. Если бы тетка не казалась искренне расстроенной и удрученной, она бы просто рассвирепела от этих расспросов.

– Из Канзаса? – переспросила Ханна. – Ты точно уверен, что из Канзаса?

– Они часто переезжали, – ответил Мэтью. – Жили в Айове, в Огайо.

– А еще раньше? – закрыв глаза, спросила Ханна.

– Точно не знаю. Кажется, в Пенсильвании. На Запад они вроде бы тронулись откуда-то из-под Бостона. Сами они мне этого не говорили, но я случайно увидел однажды кое-какие бумаги… Кажется, речь шла о Массачусетсе.

Ханна стояла все так же с закрытыми глазами.

Только бы голова перестала кружиться, а там уж я соберусь с силами и все ей выскажу. Это ведь ни в какие ворота не лезет, в отчаянии думала Эммелина.

– Сколько тебе лет? – спросила Ханна, и голос ее дрогнул. Глаза по-прежнему были закрыты.

– Двадцать шесть.

Она открыла глаза:

– Это правда?

Взглянув на Мэтью, Эммелина увидела, что он стоит, скрестив на груди руки. На лице – вызывающее выражение, но вызов не резче, чем можно было бы опасаться.

– Ханна, что все-таки это значит? – взмолилась Эммелина.

– Так тебе двадцать шесть? Или, может быть, тебе меньше, чем двадцать шесть?

Мэтью не ответил.

– Двадцать шесть? – повторила Ханна. – Или двадцать один? Почти двадцать один?

– Ханна! Ну зачем тебе это?! – выкрикнула она, не понимая еще причины собственного отчаяния.

Мэтью молчал.

Глаза Ханны снова закрылись. Она дрожала всем ТЕЛОМ.

– Ты родился восемнадцатого октября, – выдохнула она наконец.

– НЕТ! – крикнула Эммелина. – НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Ханна открыла глаза.

Кто-то вышел уже из дома, смотрел сверху, что же здесь происходит. Ханна, не оборачиваясь, махнула рукой: уйдите!

– НЕТ! – снова выкрикнула Эммелина. – Мэтью, скажи ей: это не так!

– А что тут такого? – пожал он плечами. – Почему это так тебе важно? Все вокруг говорили: я слишком молод. Все вели себя так, словно это… Отец твой… Что значит, я слишком молод?!

Я прожил самостоятельно целых семь лет!

– НЕТ!

– А вы что, знакомы с моими родителями? – спросил он Ханну.

В последний раз, на прощание взглянув на него, Эммелина повернулась и побежала по грязной размытой дорожке к пруду.

– Осторожно! Ногу разбередишь! – крикнул вслед Мэтью, но не попробовал удержать ее.

Ханна раскачивалась, стоя с закрытыми глазами. Он попытался собраться с мыслями, понять, в чем дело. Ему и в голову не приходило, что Эммелина надумала кинуться в пруд. Послышался плеск воды. Он ошарашенно повернул голову, а она в это время уже плыла. Громко выкрикивая ее имя, он побежал по склону к берегу, а когда увидел, что она, с трудом продвигаясь вперед – мешали липнущие к ногам длинные юбки, – все же пытается выплыть на середину, ринулся в воду и пошел за ней, без конца повторяя ее имя и умоляя вернуться, и вдруг оттолкнулся ногами и поплыл, да, поплыл. Но так как он никогда раньше не плавал, то смог лишь отчаянно молотить руками и ногами, неуклюжий в тяжелой одежде и башмаках, а когда, обессиленный, оставив наконец свои бесплодные старания, попытался встать на ноги, то все еще смог достать дно.

– Зовите на помощь! – крикнул он Ханне. – Зовите кого-нибудь, кто умеет плавать.

А между тем Эммелина была уже на середине.

– Эммелина! – в отчаянии выкрикнул он. – Вернись! Мне не доплыть к тебе. Ты же видишь! ВЕРНИСЬ!

Ей не слышны были эти крики, но, даже и услышав их, она не изменила бы своих действий. Она выискивала глазами центр пруда – то место, где вода была всегда холодной и темной, откуда, хорошо закинув удочку, даже в томительно-жаркий полдень можно было выудить несколько рыб. Решив, что уже добралась до этого места, она перестала грести и дала себе чуточку отдохнуть: голова и руки – над водой, но мокрое платье тянет и тянет вниз. Башмаков нет – после ожога она их еще не носила. Платье мешало. Она попыталась разорвать юбки, но не смогла ухватиться за край подола и, сделав глубокий выдох, собрала все силы и просто ушла под воду.

Сознание было ясным. Захотелось разглядеть дно, но юбки пузырились возле головы, и приходилось все время отпихивать их. Мысленно она видела мать и отца, Льюка, Мэтью… Нет, только не Мэтью… Льюка, Эндрю… Родительский дом, спальню Уоткинсов, в которой прожила больше года, в которой ро… Нет!.. Перед глазами поплыл пансион, в пансионе она увидела себя, девочку, глядящуюся в зеркало в комнате миссис Басс, потом лежащую на кровати. Увидела себя лежащей на кровати в Линне. Руки сложены на большом теплом животе, а в животе – ребенок. Все виделось таким, как и было когда-то, только ее лицо было другим: не давним – нынешним, а в животе был Мэтью.

Юбки кружились вокруг головы, она пыталась бороться с ними, а вода медленно выталкивала ее к поверхности. Освободившись наконец от юбок, она попыталась опять погрузиться на глубину, но легкие не выдержали, и, помимо ее воли, тело устремилось кверху. Вынырнув, она изо всех сил забила по воде руками, честно пытаясь снова уйти вглубь, но инстинктивно вдохнула ртом воздух. Юбки упали с головы, она продолжала еще бить по воде руками, но делала это уже совершенно бессмысленно. Однако бессмысленные движения приводили к тому, что плавно и неуклонно ее относило к дальнему берегу пруда. Когда живот и ноги стали цепляться за камни, она перестала двигать руками, безвольно дала воде нести себя дальше. Вскоре ее прибило к берегу; голова то скрывалась под водой, то снова оказывалась на поверхности.