Энциклопедический словарь истории советской повседневной жизни
Шрифт:
ОБЩЕСТВЕННИК – человек, в свободное, а нередко (и даже чаще) и в рабочее время активно занимающийся разного рода общественной работой: профсоюзной, партийной, комсомольской, в различных обществах и т.п. В СССР, где социально-политическая активность всячески приветствовалась, общественная работа была верным средством сделать карьеру, отлынивая от исполнения основных служебных обязанностей.
ОБЩИЕ РАБОТЫ – в местах заключения (лагерях) массовые тяжелые физические работы на лесоповале, лесосплаве, погрузке и т.д. по профилю лагеря, в отличие от индивидуальных легких работ в зоне. С 1918 г. применялись только к «классовым врагам» с целью покарать и унизить их. С 30-х гг. на общие работы направлялись заключенные независимо от происхождения. В период ежовщины пометка «Использовать только на общих работах» делалась на личных делах заключенных, осужденных по пятьдесят восьмой статье.
ОБЩИЙ КОТЕЛ – бытовое или полуофициальное названием формы питания заключенных (см. Передача), жильцов комнаты в общежитии и т.п.: имеющиеся у людей продукты питания складывались вместе и потреблялись сообща.
ОБЫСК – тщательный осмотр личный, жилого или служебного помещения широко практиковался применительно как к выявленным преступникам либо к лицам, подозреваемым в преступлении, так и в виде самостоятельной репрессивной меры по отношению к социально-чуждым «элементам». Последняя мера особенно характерна для первого десятилетия советской власти: обыскам, иногда поверхностным, но частым, подвергались
В зоне оккупации обыски широко практиковались оккупационной администрацией при помощи полицаев. Преимущ. это были обыски прохожих на улице, иногда массовые, во время облав, в поисках оружия, листовок и пр., в рамках борьбы с партизанами.
ОБЯЗАТЕЛЬСТВА РСФСР – срочные беспроцентные средства обращения и платежа (денежные документы), выпущенные в сент. 1921 г., достоинством в 1,5 и 10 млн руб. («лимоны»). Имели упрощенный вид, разменивались на расчетные знаки. Срок окончательного расчета по ним был установлен 1 июля 1923 г., продлен до 31 дек. 1923 г. В апр. 1922 г. выпущены новые обязательства номиналом в 5 и 10 тыс. руб., т.е. по отношению к расчетным знакам – в 50 и 100 млн. Второй выпуск обменивался на дензнаки до 1 ноя. 1923 г. Преимущ. использовались для расчетов между учреждениями и предприятиями. Следствие инфляции.
ОВЕЧКА – на железнодорожном жаргоне и в разговорной речи – одна из самых распространенных серий паровоза ОВ, обычно использовавшегося как маневровый. На базе небольших, тихоходных, но мощных «овечек» обычно строились бронепоезда.
ОВИР – аббревиатура – Отдел виз и регистраций, созданный в 1932 г. в составе милиции. Занимался выдачей заграничных паспортов в обмен на общегражданские, въездных и выездных виз для иностранцев и т.п. В 60–80-х гг. вокруг ОВИРов собирались многодневные очереди евреев, пытавшихся уехать из СССР на «историческую родину» (преимущ. не в Израиль, а в ФРГ, США и т.д.: Израиль десятки лет находился в состоянии войны). Возле московского ОВИРа в 70–80-х гг. устраивались шумные несанкционированные демонстрации под древним лозунгом «Отпусти народ мой!».
ОВОЩИ. – Имея в виду широкое распространение частных огородов в деревне, небольших районных городах и в секторе индивидуальной застройки в крупных городах, часть продукции с которых поступала на рынки, а также занятие огородничеством на дачах, советское сельское хозяйство достаточно успешно справлялось с обеспечением населения овощами. В поселениях, состоявших из частных домов с усадьбами, торговли овощами не было, а в больших городах морковью, свеклой, огурцами, репчатым луком, чесноком и пр. торговали на базарах, в специализированных магазинах или отделах больших магазинов. Однако качество овощей в гос. торговле обычно было невысоким, что, впрочем, компенсировалось их низкой ценой.
ОГНЕВАЯ ЗОНА – в лагерях простреливаемая с вышек полоса между двумя рядами проволочных заграждений.
ОГНЕТУШИТЕЛЬ – на бытовом жаргоне – большая бутылка какого-либо виноградного вина или, чаще, его суррогата, емкостью 0,75 л.
ОГОРОДЫ – в условиях постоянного дефицита продуктов питания, периодически обострявшегося, один из основных источников их получения большинством населения. В деревне, особенно после коллективизации, огороды, входившие в состав крестьянских усадеб, были почти единственным источником питания ввиду скудности или даже полной абстрактности трудодней, и в печати не раз появлялись публикации о том, что на своих огородах колхозники работают больше и интенсивнее, нежели в общественном хозяйстве. Имела место постоянная тенденция нелегального, а иногда и официально разрешенного председателями колхозов расширения сельских приусадебных участков за счет общественных земель, периодически пресекавшаяся сверху. На огородах колхозников иногда в небольшом количестве высевались даже зерновые культуры. В городах, особенно небольших районных, а в больших индустриальных центрах – по окраинам с их массовым индивидуальным строительством жилья, приусадебные участки полностью засаживались картофелем, главным продуктом питания, а также основными овощами. Поскольку площади огородов в городах были ограниченными, горожанам выделялись участки под посадку картофеля за городом. Случалось, что вся площадь таких огородов вспахивалась трактором, если он выделялся коллективу рабочих и служащих какого-либо предприятия. Особое развитие городское огородничество получило во время Великой Отечественной войны, и в осажденном Ленинграде официально под огороды были раскопаны все скверы и парки. В заводских подсобных хозяйствах, находившихся в ведении ОРСов, велось огородничество, а на территории заводов строились хранилища для овощей. Практика выделения пригородных земель под огороды сохранялась и в послевоенные годы. В 1950-х гг. стали создаваться коллективные сады за городской чертой, с правом строительства на небольших участках крохотных садовых домиков (формально – для хранения инвентаря), с подведением воды для полива, электричества для насосов и пр.; однако «садами» они были в большинстве случаев номинально, оставаясь теми же огородами, на которых возделывались картофель и овощи, в меньшей степени – плодовые деревья и кустарники. Борьба с «частнособственническими инстинктами» приводила к тому, что получить землю в таком садовом товариществе было чрезвычайно сложно. Это вызвало к жизни огромное количество «диких», огороженных различным хламом огородов на городских пустырях и окраинах, вдоль железных дорог и линий высоковольтных электропередач (в т.наз. полосе отчуждения). Такие огороды в пору созревания урожая постоянно
ОГПУ – аббревиатура – Объединенное гос. политическое управление: союзный орган гос. безопасности, возникший 1922 г. вместо ГПУ после создания СССР; в союзных республиках имелись уполномоченные ОГПУ. Одновременно существовал НКВД, занимавшийся только охраной общественного порядка. В 1934 г. был создан общесоюзный НКВД, куда вошло и ОГПУ, т.е. были объединены функции политической безопасности и охраны общественного порядка. В народе ОГПУ расшифровывалось как «О Господи, помоги убежать», а при обратном чтении – «Убежишь, поймаем, голову оторвем».
ОДЕЖДА. – Различаются собственно одежда и костюм как строго определенный комплект одежды, характерный для данной социальной, культурно-образовательной, профессиональной и пр. группы. В дореволюционной России имело место четкое разделение т.наз. народного костюма и городского «немецкого» костюма социальных верхов, граница между которыми «смазывалась» в промежуточных социальных группах, напр. в купечестве, отчасти зажиточном мещанстве. К нач. ХХ в. в связи с разрушением сословных ограничений, ростом городского населения, повышением мобильности крестьянства и т.п. происходила и нивелировка внешнего облика людей, так что на дореволюционных фотографиях богатого крестьянина или высокооплачиваемого рабочего невозможно отличить от служащего или интеллигента. В нивелировке внешнего облика людей важную роль играла и социальная мимикрия.
Советское общество в социальном плане быстро стало аморфным, чему способствовала не только политика правительства, направленная на ликвидацию классов, особенно т.наз. эксплуататорских (их уничтожали и физически), но и всеобщая бедность населения, заставлявшая носить то, что есть, а не то, что хочется; уцелевшие бывшие также прибегали к социальной мимикрии, стремясь не отличаться от пролетариев. Особенно это характерно для периода военного коммунизма. По свидетельству современников, уже осенью 1917 г. в Петрограде почти невозможно было встретить «прилично одетых» людей: шляпы и шляпки уступили место картузам, кепкам и платкам и т.д. Этому способствовал и декрет 1918 г. об изъятии у «нетрудовых элементов» теплых вещей, якобы для нужд фронта. Носили самодельные куртки из обивочных и драпировочных тканей, брюки с бахромой внизу и пр. Хорошо одетыми и прилично ухоженными были только представители новой партийно-советской элиты, широко пользовавшиеся складами конфискованных у «буржуев» вещей; многие отмечали облик комиссара театров и зрелищ Союза коммун Северной области, первой жены М. Горького М. Андреевой, комиссара той же области, бонвивана Каплуна, супруги командующего флотом Ф. Раскольникова, журналистки Л. Рейснер, ставшей прообразом Комиссара в пьесе Вс. Вишневского «Оптимистическая трагедия»; служивший у Раскольникова будущий адмирал Исаков отмечал в записках светский характер салона Рейснер. Некоторый рост материального благосостояния населения в период НЭПа привел не только к улучшению качества одежды, но и к появлению модных тенденций, разумеется, в большей степени проявившихся в женской одежде; так, довольно сильно укоротился подол платьев, почти до колен, а сами они приобрели прямой покрой, без выделения талии (т.наз. стиль чарльстон). Особенностью советской одежды, преимущ. в 1920–50-х гг., было появление комплектов одежды, характерных для различных групп населения. Так, чекисты и отчасти комиссары и партийно-комсомольские работники периода Гражданской войны и последующих за нею лет носили кожаные куртки, картузы, а иногда и галифе. Активистки и комсомолки повязывали красные косынки, женщины более солидного положения (партийные, советские и профсоюзные работницы и т.п.) одеваются в строгие костюмы, нередко носят мужские галстуки. Политически активная молодежь в 30-х гг. предпочитала юнгштурмовки, разного рода ответработники, начиная с председателей колхоза и пр., оделись в сталинки. Когда понемногу стал стихать накал стихийной классовой непримиримости, научная и творческая интеллигенция, специалисты с высшим образованием начали возвращаться к ношению ранее почти запретных галстуков и шляп. Примечательно, что в 1934 г. женщинам, приглашенным в Кремль на торжественный вечер, посвященный Международному женскому дню, было рекомендовано явиться «не нигилистками в строгих английских костюмах, с кофточкой и галстуком, с короткой стрижкой, а выглядеть женщинами, и чтобы наряд был соответствующий». Крестьянство практически полностью утратило традиционный костюм, до кон. 40-х гг. только среди стариков сохранялись некоторые его элементы (рубаха-косоворотка навыпуск, подпоясанная ремешком или толстым шнуром с кистями, женские плисовые саки и т.п.). Как после Гражданской, так и во время и после Великой Отечественной войны для массы гражданского мужского населения характерно ношение военной формы или отдельных ее элементов, оставшихся от прежней службы, или, во время войны – как средства социальной мимикрии: население, особенно женщины, неодобрительно относились к здоровым мужчинам призывного возраста, находившимся в тылу и одетым в штатское платье.
В целом в связи с бедностью и своеобразным аскетизмом, едва ли не пропагандировавшимся режимом, уличная толпа отличалась однообразием и мрачностью облика из-за стандартной, выпускавшейся швейными фабриками в незначительном ассортименте одежды немарких темных тонов. Как реакция на это, во втор. пол. 50-х гг. появляются ярко одетые стиляги, вызывавшие неодобрение и даже преследование. В 60-х гг. относительный рост благосостояния населения и либерализация режима (в связи с «оттепелью») приводят к значительно большему разнообразию и яркости в одежде, прежде всего среди молодежи и преимущ. в крупных городах. Так, прежний нарочитый аскетизм (пропагандировалась высокая духовность и неотъемлемая от нее политическая, общественная активность) не допускал выявления в одежде форм женского тела: подолы, как правило, были довольно длинными, а если женщинам приходилось надевать штаны, то это были длинные и широкие шаровары, нередко надевавшиеся под юбку. С сер. 50-х гг. в молодежную женскую моду под влиянием появившихся на экранах итальянских и французских кинофильмов входит яркий стиль с колоколообразной, на нижней накрахмаленной, юбкой, тонкой талией и довольно открытым лифом (стиль «нью лук»), начинается ношение прозрачных капроновых чулок телесного цвета и откровенно прозрачных капроновых белых или розовых блузок. В 60-х гг. появляются мини– юбки, открывавшие колени (это вызвало довольно бурную реакцию пожилых людей), затем резко сменившиеся длинными, до щиколотки, подолами-макси, а в 70-х гг. употребляются открывавшие ноги подолы с разрезом. В 60-х гг. молодые девушки начинают, правда только в особых случаях (турпоход и т.п.) носить короткие обтягивающие штаны-гольф, а на рубеже 70-х гг. появились женские брючные костюмы, также поначалу не одобрявшиеся общественностью. Точно так же либерализуется мужской костюм: даже пожилые мужчины стали носить легкомысленные рубашки-распашонки, иногда кричаще-ярких расцветок; стандартно широкие брюки (не менее 32–35 см) также сужаются, вплоть до «дудочек» у молодежи, начинают носить техасы, а счастливчики – и джинсы заграничного производства, широкие двубортные пиджаки сменяются облегающими элегантными однобортными, а затем в обиход входит ношение разнообразных курток, включая легкие летние ветровки. В большой моде батники, блайзеры. Одновременно приобретают огромную популярность появившиеся еще в 20-х гг. мужские и женские пуловеры, джемперы, свитера с яркой расцветкой: их носят и под пиджаки и куртки, и как самостоятельный вид одежды. Разнообразным становится и покрой пальто и плащей, с 60-х гг. в большой моде были дождевики-болонья. Огромную популярность приобретают дубленки, почти исключительно импортные. Женские шубы, еще в 50-х гг. бывшие редкостью, в 70–80-х гг. становятся обычным явлением: от дешевых кроличьих и цигейковых до каракулевых, из нутрии, ондатры, барсука, норки. Одновременно стандартные кепки, вошедшие в широкое употребление еще в 20-х гг., постепенно заменяются беретами, а шляпы разных фасонов, в т.ч. легкие летние, становятся обычным головным убором. В 60–70-х гг. среди молодежи, а затем и людей среднего возраста входит в моду отсутствие головных уборов, даже зимой; при этом носят пальто и плащи с поднятым воротником. Характерные для предыдущих десятилетий групповые пристрастия к одежде практически исчезают, и только партийно-советское руководство, преимущ. на высоких должностях, выглядит строго-однообразным из-за снабжения его одеждой из закрытых распределителей. В 80-х гг. внешний вид людей на улице, иногда довольно экстравагантный, практически перестает привлекать пристальное внимание прохожих и вызывать неодобрительные замечания: общество демократизировалось.