Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Созидание. 1960 год
Шрифт:
Сын бабуси – Борис умер 23 июня, 22 лет от роду. Умер от крупозного воспаления лёгких по вине лечащего профессора.
Дело было так…
Старший сын Борис бабуси вырос и поступил в институт в каком-то большом городе на Волге, кажется – в Саратове. Учился отлично. Окончил институт и возвращался домой, в Астрахань на пароходе. Был ветер, пасмурная холодная погода. Он вышел на палубу, переполненный радостными чувствами от предвкушения встречи с домом, с родными. Может быть, он вышел раздетый, но в такую погоду немудрено было простудиться…
По возвращению домой, он слег в постель. Диагноз – крупозное воспаление лёгких. Приглашались
Изобретение профессора заключалось в следующем. Во время болезни организм борется с болезнью, пока не наступает кризис – пик болезни. И вот здесь – кто кого переборет: болезнь организм или наоборот. Если организм к этому моменту уже отдал все свои силы и бороться не в состоянии, человек скорее всего, умирает. Профессор изобрёл вакцину, которая приближала критический момент, т. е. ускоряла ход болезнь, когда до её пика было ещё далеко. Но в этот момент сам организм ещё не утерял всех сил и продолжал бороться, в результате, побеждал. Человек оставался жить.
Профессор осмотрел Бориса и приказал своему ассистенту – ввести вакцину. Через какое-то время ассистент принес вакцину, но вводить её не стал. Он вернулся к профессору и посмел высказать ему свое мнение: кризис уже начался, и вводить вакцину, тем самым – усиливать влияние болезни нельзя. Профессор озверел оттого, что ему посмели перечить и, оттого, что ещё кто-то имеет мнение, отличное – от его.
Он приказал ввести вакцину. Ассистент вернулся и ввел её…
Борис умер 23 июня в 22 года. Молодой, красивый… Его жизнь была принесена в жертву чужим амбициям…
Когда старший сын бабуси – Борис умер, невозможно было представить силу её горя, и понятно, почему рождение внуков вернуло её к жизни, взвалив заботу о них на её хрупкие плечи.
Когда родилась я – девочка, меня назвали Ираидой в честь невесты Бориса. А когда вторым родился мальчик, по-моему, здесь даже не возникали ни у кого сомнения – его нарекли Борисом.
Надо отметить, что Борис – внук был удивительно похож внешне на Бориса – сына. Особенно – глаза. Недаром бабусе временами казалось, что глазами внука из другого мира на неё смотрит умерший сын.
Сын бабуси – Борис Внук бабуси, мой брат – Борис
Внук Мариамны, мой брат родился, как и её сын – 3-го мая, и его назвали в честь её сына – Борисом.
Сын бабуси умер 23 июня в возрасте 22-х лет.
Внук Борис погиб 22 июня в возрасте 23 лет (поменялись только числа). И причина гибели – совпадает. Сын Борис умер от крупозного воспаления лёгких после введения вакцины, провоцирующей кризис болезни, а у внука Бориса – лёгкие захлебнулись горячими газами, а потом сгорел и он сам…
Разница была лишь в том, что нашему Борису
22 июня погиб Борис, а через два месяца, 27-го августа я родила нашу Стэллу – звёздочку. Но мы её всегда звали – Ёлочкой.
Все говорили, что перед родами мне нельзя нервничать, и поэтому меня на похороны не взяли.
Мы жили в частном доме в Гремячем. Сначала мы снимали комнату в домике у тёти Фени. Но, после того как к нам приехала мама с Милочкой, нам всем в одной комнате было тесно. Поэтому мы перешли жить в дом напротив – к тёте Моте. Мы снимали весь (двухэтажный) дом, состоявший из одной большой комнаты, коридора и веранды.
Когда я вышла замуж за Виктора, мы обосновались в том же доме, где жили и родители мои с бабусей, Борисом и Милочкой. Мы обустроили для себя коморку с маленьким окошечком, выходящим на большую веранду. Стояла там наша кровать, стул, табуретка и маленький столик у окошка. Оставался «пятачок» свободного места, чтобы можно было развернуться к столу или к кровати. Вокруг кровати с трёх сторон по стене растянулся ковёр, который нам подарил Батя на свадьбу. И ещё у нас было красивое зелёное верблюжье одеяло. Мы были так рады этому крохотному нашему гнёздышку, где счастливо прожили почти восемь месяцев…
В день похорон гроб с Борисом привезли не в наш дом, а в дом тёти Фени, где мы жили раньше. Меня туда не водили, боялись, что я рожу раньше времени.
Я не помню точно того состояния, в котором находилась тогда. Помню только, что я всё время сидела рядом с кроватью, на которой лежала бабуся. Мне запретили плакать, чтобы бабуся не догадалась о случившемся. Сначала ей только сказали, что Борис пострадал, и находится в больнице.
Я сидела рядом с ней, и чего-то врала, о чём-то говорила. А сама всё время прислушивалась. Я знала, что должны привезти гроб, и почему-то думала, что в тот момент, когда привезут гроб, должны раздастся крики и причитания.
Но криков я не услышала. И это стрессовое ожидание во мне замерло внутри. Ещё долгие дни и ночи я всё ждала этот ужасный раздирающий душу крик…
Постепенно я бабусю подводила в разговоре о том, что случилось. В дом входили и выходили – и наши, и кто-то ещё.
В один из таких моментов, я сказала бабусе, что Борис не выжил. И она ответила – «Я знаю. Я давно знала, что такое случится». Она, конечно, имела ввиду, что наш Борис повторил судьбу её покойного сына – тоже Бориса, в честь которого был назван мой брат.
Я долго не могла выйти из стрессового состояния. Мне всё казалось, что это неправда. И, что я в автобусе или ещё где-либо встречу Бориса… Но этого не случилось… И ещё я всё время ждала, что где-то что-то случиться, продолжая жить в ожидании КРИКА. И это ожидание сводило меня с ума…
Хоронили Бориса всем поселком. Было огромное количество молодёжи. Процессия прошла от Гремячево по улице Бондарева, по улице Советской до поворота на кладбище, которое к тому времени было ещё не очень большим. Впереди шли девушки и бросали под ноги цветы и ветки, затем закрытый гроб, за ним – родственники, затем оркестр. Потом огромное количество людей, часть из которых стояла по обе стороны дороги, а часть, как на демонстрации шла потоком провожая Бориса в последний путь…