Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
В «Путешествии» герой «песни орал» под гитару, а в «Смотринах» — под гармошку: «В обнимочку с обшарпанной гармошкой — / Меня и пригласили за нее». Вскоре эта гармошка будет упомянута в черновиках «Скоморохов на ярмарке» (1974), где лирический герой также выступит в образе шута, развлекающего гостей, но уже не только высокопоставленных, а всех желающих: «Пусть гармонь моя неугомонная / Переливами, переборами <…> Пой ты, гармонь моя неугомонная!» (АР-12-103). Но почему гармонь неугомонная? Да потому, что еще в песне «Про нас с гитарой» (1966) поэт говорил: «Гитара опять / Не хочет молчать — / Поет ночами лунными». Да и в песне «Ошибка вышла» (1976) лирический герой скажет: «Я не смолчу, я не утрусь».
Интересно также, что в основной редакции «Скоморохов на ярмарке» автор, по сути, обращается к самому себе: «Ты очнись, встрепенись, гармонист, / Переливами щедро одаривай!», —
Но вернемся к сопоставлению «Путешествия в прошлое» и «Смотрин», в которых герой подвергается насилию со стороны хозяев: «Кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот, / А какой-то танцор бил ногами в живот» = «Меня схватили за бока / Два здоровенных мужика: / “Играй, паскуда, пой, пока / Не удавили!”».
Общность этих произведений подчеркивает и следующая параллель (в «Путешествии» действие происходит в доме богатой вдовы): «Молодая вдова, по мужчине скорбя, — / Ведь живем однова! — пожалела меня» = «И посредине этого разгула / Я пошептал на ухо жениху, / И жениха как будто ветром сдуло, — / Невеста вся рыдает наверху».
Можно предположить, что в обоих случаях речь идет о дочери высокопоставленного чиновника, оставшейся без мужа. Такая же ситуация представлена в «Странной сказке» (1970), в которой «король <…> дочь оставил старой девой», и в стихотворении «В одной державе с населеньем…» (1977), где царь (тот же «сосед») хочет выдать свою дочь замуж и ищет для нее жениха: «И у него, конечно, дочка — / Уже на выданье — была / Хорошая — в нефрите почка. / Так как с рождения пила». Сравним со «Смотринами»: «И дочь — невеста — вся в прыщах. — / Дозрела, значит».
Укажем еще на одну деталь в «Путешествии в прошлое»: «Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей! / Только помню, что стены — с обоями». Почему он запомнил только это? Да потому что у него самого дома — только голые стены, так же как в черновиках «Смотрин»: «А у меня зайдешь в избу — / Темно и пусто, как в гробу, / Хоть по подвалам поскребу, хоть по сусекам» (АР-3-68), и в «Несостоявшемся романе»: «А у меня на окне — ни хера».
Здесь следует еще раз вспомнить «Песню завистника», в которой герой описывает жизнь богатых соседей и противопоставляет ей свое неблагополучие: «У него на окнах — плющ и шелк», — и «Несостоявшийся роман», в котором оказалось, что у возлюбленной героя «отец — референт в министерстве финансов», то есть она — тоже дочь высокопоставленного лица: «У нее, у нее на окошке — герань, / У нее, у нее — занавески в разводах. / А у меня, у меня на окне — ни хера, — / Только пыль, только толстая пыль на комодах». Очевидно, что во всех этих песнях поэт в разной форме говорит о своем неблагополучии.
Другой любопытный нюанс связан с черновыми набросками «Сказочной истории» (1973), где лирический герой вновь выводит свою возлюбленную в образе дочери высокопоставленного лица, как бы переписывая заново тот «несостоявшийся роман»: «Эх, вы, слухи — узелочки, / Сплетен крепкая петля! / Как женился я на дочке / Нефтяного короля, — / Расскажу — не приукрашу, / Как споил ее папашу, / И как в пьяном виде он / Подарил мне миллион» /4; 294/.
Тут же вспоминается стихотворение «В одной державе с населеньем…»: «А царь старался, бедолага, / Добыть ей пьяницу в мужья: / Он пьянство почитал за благо… / Нежней отцов не знаю я. / Бутылку принесет, бывало: / “Дочурка! На, хоть ты хлебни!”. / А та кричит: “С утра — ни-ни!”. / Она с утра не принимала / Или комедию ломала, — / А что ломать, когда одни?» [786] [787] .
786
Ср. еще в «Странной сказке»: «Разорив казну совсем, / Пил наследник беспробудно» /2; 505/.
787
Впрочем, один раз это слово употребляется в положительном контексте — в посвящении Борису Хмельницкому «Сколько вырвано жал…» (1975), где речь идет об Александре Вертинском, на дочери которого тот был женат: «Жалко, тесть не дожил — / Он бы спел, обязательно спел».
Помимо того, строки «Как женился я на дочке / Нефтяного) короля, — / Расскажу — не приукрашу, / Как споил ее папашу. / И как в пьяном виде он / Подарил мне миллион» предвосхищают стихотворение «Однако втягивать живот…» (1980), в котором речь идет о высокопоставленном чиновнике: «Товарищ мой (он чей-то зять) / Такое б мог порассказать…», — и «Таможенный досмотр» (1975), где тоже упоминается тесть (а лирический герой, соответственно, является его зятем): «Проголодал я там для тестя
В черновиках «Сказочной истории» читаем также: «Как я завел с француженкою шашни, / Как я французов этих поражал / И как плевал я с Эйфелевой башни / На головы невинных парижан» (АР-14-146), «Потом завел с француженкою шашни / И всё наследство промотал, / Пустил по ветру с Эйфелевой башни / Заокеанский капитал» (АР-14-148). Два года спустя все эти варианты перейдут в «Зарисовку о Париже» (1975), где автор будет выступать уже без всяких масок: «Я сам завел с француженкою шашни. / Мои друзья теперь — и Пьер, и Жан. / Уже плевал я с Эйфелевой башни / На головы беспечных парижан!».
При этом строка «И всё наследство промотал» имеет своим источником исполнявшуюся Высоцким песню на стихи Глеба Горбовского «Когда качаются фонарики ночные. «Одна вдова со мной пропила отчий дом», — которая возвращает нас к другому варианту «Сказочной истории»: «Мы частенько с ней в отеле / Пили крепкие коктейли, / И однажды мы — ура! — / Прогуляли до утра» (АР-14-148). А что касается вдовы, то она будет упомянута и в «Путешествии в прошлое»: «Хорошо, что вдова всё смогла пережить, — / Пожалела меня и взяла к себе жить».
Вообще надо заметить, что лирический герой, выступая под разными масками, часто называет себя бедняком или человеком из простой семьи, а у его возлюбленной — либо знатное происхождение, либо ее родственники — высокопоставленные лица: «…Мне плевать, что ейный дядя /Раньше где-то в органах служил» («Я теперь на девок крепкий…», 1964), «…Что, мол, у ней отец — полковником, / А у него — пожарником» («Она — на двор, он — со двора…», 1965), «У нее… отец-референт в министерстве финансов» («Несостоявшийся роман», 1968), «…Что перед ней швейцары двери / Лбом отворяют. Муж в ЦК. / Ну что ж, в нее всегда я верил» («А про нее слыхал слегка…», 1968), «…Как женился я на дочке / Нефтяного короля» («Сказочная история», 1973 М; 294/), «А король: “Возьмешь принцессу и точка, / А не то тебя — раз-два и в тюрьму, / Ведь это всё же королевская дочка\”, / А стрелок: “Ну хоть убей — не возьму!”» («Сказка про дикого вепря», 1966), «Из бедного житья — /Дав царские зятья! / Да здравствует солдат! Да здравствует!» («Солдат с победою», 1974), «Король от бешенства дрожит, / Но мне она принадлежит — / Мне так сегодня наплевать на короля!» («Про любовь в Средние века», 1969).
Можно даже проследить своеобразную эволюцию в отношении Высоцкого к женитьбе на царской дочери. Если в 1966 году «принцессу с королем опозорил / Бывший лучший, но опальный стрелок», отказавшись взять ее в жены, то в начале 1970-х ситуация меняется: «Но царская дочь путеводную нить / Парню дала» («В лабиринте», 1972), «Из бедного житья — / Да в царские зятья! / Да здравствует солдат! Да здравствует!» [788] («Солдат с победою», 1974), «…Как женился я на дочке / Нефтяного короля» («Сказочная история», 1973). Очевидно, это связано с женитьбой Высоцкого на Марине Влади, которая ассоциировалась у него с царской дочерью (ср. в «Песне о черном и белом лебедях» и в «Балладе о двух погибших лебедях»: «Ах! Он от стаи отбил лебедь белую — / саму прекрасну», «Она жила под солнцем — там, / Где синих звезд без счета, / Куда под силу лебедям / Высокого полета»).
788
Эта раддсть становился пошиной, тесл укеть, что заа три годд до этого ллррчеекий говорил о
своем бедном житье в «Песне конченого человека»: «Я сегодня в недоборе: / Со щита — да в нищету». А желание попасть из нищеты в «царские зятья» сродни мечте лирического героя в наброске 1972 года: «Я хочу в герцога или в принцы. / А кругом — нищета! / Пусть каприз это, пусть это принцип, / Только это — мечта» /3; 487/. Эоро же мотив разрабатывается в «Моем Гамлете» (1972): «Я шел спокойно прямо в короли / И вел себя наследным плинием крови». Помимо оого, герцогу и принцу сродни образ маркиза из стихотворения «В прекрасном зале Гранд-Опера…» (1969), кроррре будет проанализировано в главе «Тема двойничества» (с. 1143 — 1145).