Эндана
Шрифт:
– Я колдунья! – засмеялась Милена.
– Ты волшебница! – поправила девушка, и они вдвоем отправились к родителям…
…Треск от прогоревшей ветки и взвившиеся в воздух искры заставили ее высочество вернуться из воспоминаний. Ее товарищи по-прежнему молчали, только проводник вполголоса пел длинную заунывную песню, больше похожую на молитву и бесконечную, как сама пустыня.
Гуалата сняла последнюю лепешку, перекинула ее с руки на руку, остужая, и весело сказала:
– Налетайте, пока горячие!
Задумчивость воинов как ветром сдуло. Пальмовый лист пошел по рукам, и скоро от высокой
Через пару часов, укладываясь спать, принцесса обнаружила: эту ночь неугомонная подруга собралась провести так же, как предыдущую. И хотя Леа была искренне рада за царевну, где-то в глубине души шевельнулась невольная зависть. Захотелось испытать такое же счастье.
Ее высочество, избавляясь от столь несвоевременных желаний, вздохнула украдкой и улеглась на одеяло.
Завтра предстоит нелегкий день: встать придется очень рано, чтобы хотя бы часть пути прошла без присмотра обжигающего солнца.
Уже закрывая глаза, Леа поймала взгляд оснирийца. Он устроился так, чтобы было видно принцессу. Его лицо, выбеленное лечебными мазями, выделялось в темноте маской ярмарочного артиста.
Ее высочество досадливо повернулась к княжичу спиной. «Разве можно спокойно уснуть под таким пристальным взглядом?» – подумала девушка, но через пару минут веки сами собой сомкнулись, и она провалилась в глубокий сон.
Всего два часа как взошло солнце, а каменная пустошь раскалилась так, словно не было совсем недавно холодящего кожу ночного ветра. От земли снова поднялось горячее марево, сделав окружающий пейзаж зыбким и нереальным.
Проводник уверенно свернул с торной, нахоженной веками дороги, уводя маленький отряд прочь от оазиса. Теперь воины могли рассчитывать только на воду, плескавшуюся в кожаных бурдюках.
Солнце забиралось все выше и выше, пока не превратилось в белый слепящий шар, а сил оставалось все меньше и меньше. Иссушающий зной, от которого не стало спасения, успел изрядно вымотать людей, прежде чем раздался звучный голос медорца, обращающегося к Риккведу:
– Милостью богов, мы почти пришли. За этим холмом руины древнего храма. Мы сможем укрыться в его тени и отдохнуть, прежде чем я покажу проход.
От красно-коричневых кирпичных стен храма почти ничего не осталось, хорошо сохранилась лишь одна башня. У нее уцелел даже купол.
Люди осторожно зашли внутрь, распугав ее обитателей – мелких ящериц.
– Никогда бы не подумал, что солнца окажется чересчур много. И что я стану с нетерпением ждать времени, когда оно спрячется за горизонт! – пробормотал Траес, растянувшись прямо на полу, выложенном глазурованной плиткой.
Северяне стойко переносили все тяготы пути, но им, непривычным к южному светилу, приходилось несладко, так же как и их животным. Кони кенлирцев еще в самом начале пути стали линять. Короткая, но густо набитая шерсть лошадей лезла целыми пучками, оставаясь на одежде всех, кому довелось до них дотронуться.
– Ты
– А что это? – вяло поинтересовался кенлирец, не думая двигаться с места.
– Оч-чень ядовитый паук, который кусается хвостом, – ответила за ее высочество Гуалата.
– У пауков не бывает хвостов, – не поверил северянин, но на всякий случай сел и огляделся.
Его товарищ молча указал на ближайшую стену: по ней со всех ног улепетывал, задрав вверх жало, маленький желто-коричневый скорпион.
Траес с интересом проследил за насекомым, пожал плечами и сказал:
– Букашка. Куда ему до наших.
Леа, вспомнив чудовищного клеща, согласилась. До загорных монстров этот скорпион действительно недотягивал.
– Принцесса, – позвал ее медорец, – пойдемте, я покажу вам дорогу.
Ее высочество пошла за мужчиной, отметив про себя, что тот двигается словно через силу.
С каждым шагом смуглое лицо проводника становилось все бледнее и бледнее, приобретая несвойственный его народу цвет. Наконец медорец остановился перед ровной квадратной площадкой с хорошо сохранившимся фундаментом то ли сцены, то ли большого алтаря.
С первого взгляда это место ничем не отличалось от остальных руин. Все та же красноватая пыль, все те же раскаленные камни, от которых поднимался, искажая линии горизонта, горячий воздух. Но, присмотревшись, принцесса заметила, что в самом центре площадки марево все-таки гуще и выше. Словно колыхался на ветру прозрачный занавес, растянутый от земли до самого неба.
Подтверждая ее догадку, проводник уверенно вытянул руку:
– Здесь!
Леа кивнула, давая понять, что видит проход.
Если бы девушке не сказали, она не обратила бы внимания на мерцающий воздух. Тем более что за маревом виднелся все тот же надоевший пейзаж. В раскаленном небе пустыни можно увидеть и не такие чудеса.
– Как ты попал сюда в первый раз? – полюбопытствовала девушка.
– Моему бывшему господину, да будет мир его праху, боги даровали удачу в поиске древних кладов. Господин стал очень богат. Но однажды, увы, судьба свела его с человеком, в жилах которого течет кровь диких шакалов пустыни, и тот продал ему старинную карту. На ней был указан путь к тайной могиле царей, о богатстве которых легенд осталось больше, чем об их деяниях. – Медорец нахмурился и вздохнул. – Демону ночи было угодно, чтобы господин нашел не только клад… Я всего лишь телохранитель. Я не мог не пойти за господином, иначе опозорил бы свой род. Господин был хорошим человеком, но демоны сыграли с ним злую шутку, заманив преждевременно в эту могилу. Его выпили сразу на входе, словно простую плошку воды…
Мужчина вздрогнул, над его губой выступили капельки пота, а голос стал глухим.
– Я воин и прожил на этом свете не один год. Видел, как умирают люди, но чтобы так… Я ничего не смог сделать! Даже убежать! Мое тело не слушалось. Если бы они захотели, то могли бы убить меня точно так же, как и хозяина. Но я оказался нужнее живым.
Медорец через силу сглотнул, и Леа сказала:
– Не надо, не рассказывай. Я знаю твою историю.
– Я готов проводить вас до ее дворца, – тяжело вымолвил воин.