Эндимион. Восход Эндимиона
Шрифт:
Но я не уверен.
Странные вещи происходили тогда. Странные вещи происходят с тех пор. Я не берусь судить о том, читал ли кто-нибудь (и прочтет ли кто-нибудь) те – или эти – страницы.
Так или иначе, но лучше я еще раз представлюсь. Я – Рауль Эндимион. Моя фамилия происходит от «покинутого» университетского города на забытой Богом планете Гиперион. Я специально взял в кавычки слово «покинутый», потому что именно в этом всеми забытом городе я познакомился со старым поэтом – Мартином Силеном, древним автором запрещенной эпической поэмы, «Песней», – и там-то начались мои приключения. Слово «приключения» я употребил с долей иронии и еще в том смысле, что сама наша жизнь – уже приключение. И хотя мое странствие началось как настоящее приключение – с попытки (причем успешной) спасти
Как бы то ни было, в то время, о котором я рассказываю, в ту неделю, когда умер Папа, когда умер Старый Архитектор, когда Энея невесело отметила в изгнании свое шестнадцатилетие, мне было тридцать два года, я был все так же высок, все так же крепок, все так же любил охотиться, иногда – подраться и еще – смотреть, как командуют другие; был все так же неопытен, и только балансировал на краю пропасти, но еще не влюбился навеки в девочку, которую оберегал, как младшую сестренку, и которая – как мне показалось в тот вечер – стала уже взрослой женщиной, не сестрой – но другом.
А еще я должен сказать, что все, что я здесь описываю – события в Священной Империи, убийство Поля Дюре, извлечение из камня Радаманты Немез, мысли отца Федерико де Сойи, – не литературная версия, не экстраполяция и не вымысел, нет, это совсем не то, что было в романах древних авторов, современников Мартина Силена. Я это знаю. Знаю, о чем думал отец де Сойя, знаю, как выглядел в тот день советник Альбедо. Знаю не потому, что я всеведущ, но лишь благодаря событиям и откровениям, которые подарили мне доступ к всеведению.
Вы все поймете позже. По крайней мере я надеюсь, что поймете.
Простите мне это очередное неуклюжее выступление. Человек, личность которого была воспроизведена в кибриде, отце Энеи, – поэт Джон Китс – писал в прощальном письме к своим друзьям: «Я всегда откланивался неуклюже». Вот так и я – не важно, прощальный это поклон или приветственный, как сейчас.
Итак, я возвращаюсь к своим воспоминаниям и прошу вас быть снисходительными, если они покажутся несколько сбивчивыми и не совсем понятными.
Три дня и три ночи после шестнадцатого дня рождения Энеи завывал ветер и клубился песок. И все это время девочка отсутствовала. За минувшие четыре года я привык к ее «отлучкам» – так она их называла – и уже не изводил себя так, как в первое ее исчезновение. Но в этот раз я беспокоился сильнее обычного: из-за смерти Старого Архитектора все двадцать семь учеников и шестьдесят с лишним человек обслуги в лагере среди пустыни – Старый Архитектор называл его Талиесин-Уэст – пребывали в тревоге и в смятении. К тому же всех нервировала песчаная буря – она всегда всех нервирует. Люди семейные и обслуга жили неподалеку, в одном из тех каменных строений, которые мистер Райт велел своим ученикам возвести к югу от главного здания. Лагерь очень напоминал форт – наружные стены, внутренние дворы и крытые переходы (во время песчаной бури по ним очень здорово было перебегать из дома в дом), – но каждый, пусть даже самый удачный день, прожитый без солнца или без Энеи, приносил мне все больше тревоги и беспокойства.
И каждый день по нескольку раз я приходил к ее хижине: она отстояла дальше всех от основного комплекса, почти в четверти мили к северу, если идти в сторону гор. И каждый раз, приходя, я не заставал ее. Дверной полог не был привязан, а на столе лежала записка, в которой она просила меня не беспокоиться, сообщала, что это – просто очередная ее экспедиция и что воды она взяла достаточно. Я все равно беспокоился, но с каждым посещением все больше и больше восхищался ее домом.
Четыре года назад, когда мы с ней прибыли сюда на катере, украденном с боевого корабля Ордена, оба разбитые, обессиленные, обожженные (я уже не говорю об искалеченном андроиде в автохирурге), Старый Архитектор и его ученики приняли нас очень тепло и сердечно. Мистера Райта даже не удивило (а если и удивило – он сумел это скрыть), что двенадцатилетний ребенок переходил через порталы с планеты на
Очевидно, ответ оказался правильным. Мистер Райт рассказал ей, что всем своим ученикам, прибывшим на Землю еще до Энеи – как выяснилось, их было двадцать шесть, – он давал задание спроектировать и построить себе в пустыне жилище. Старый Архитектор предложил ей строительные материалы – брезент, камень, цемент, немного драгоценной древесины, – но что из этого сотворить, Энея должна придумать сама.
Прежде чем Энея взялась за работу (мне-то было легче – я просто разбил палатку рядом с лагерем), мы осмотрели постройки других учеников. Выяснилось, что почти все они спроектированы по типу шатров – довольно прочные, иногда с претензией на стиль, – но вряд ли могут служить защитой от песка, дождя и сильного ветра. Мы не увидели ничего запоминающегося.
Одиннадцать дней трудилась Энея над своим жилищем. Я помогал ей – таскал тяжести, копал ямы (А.Беттик в то время лежал в автохирурге), но проект девочка полностью разработала сама, да и большую часть работы проделала тоже самостоятельно. И в результате получился замечательный дом.
Сначала Энея выкопала глубокую яму – она хотела, чтобы большая часть жилища располагалась ниже уровня земли. Затем из гладких каменных плит выложила пол. Тщательно подогнав камни, чтобы не осталось никаких щелей, она застелила пол яркими ковриками и попонами, которые выменяла на индейском рынке в пятнадцати милях от лагеря. Потом Энея возвела каменные стены – на метр в высоту (изнутри казалось, что они выше). Она использовала ту самую технику грубой «пустынной кладки», в которой мистер Райт сложил стены лагеря. Не знаю, как ей это удалось, ведь тогда она еще не слышала уроков Старого Архитектора.
Сначала Энея собирала камни – она находила их в пустыне, в небольших ручейках и сухих руслах неподалеку от лагеря. Камни были всех размеров и цветов – багровые, черные, ржаво-красные и темно-коричневые, а на некоторых были петроглифы или окаменелости. Закончив собирать камни, Энея соорудила деревянную опалубку и уложила самые большие камни гладкой стороной внутрь. Затем она несколько дней под палящим солнцем выгребала из сухого русла песок, возила в тачке к месту строительства, замешивала цементный раствор и заливала им камни.
У нее получилась грубая кладка, камень в бетоне – «пустынная кладка», как называл это мистер Райт, – но выглядело все непривычно, причудливо – и прекрасно: неровные разноцветные камни проступали из бетона, вся поверхность была покрыта живописными изломами… Стены получились достаточно толстыми, чтобы днем не пропускать жар пустыни, а ночью удерживать драгоценное тепло.
Ее жилище было куда более продуманным, чем казалось с первого взгляда, – прошли месяцы, пока я наконец полностью оценил все архитектурные тонкости. Итак, вы откидываете брезентовый полог и, пригнувшись, входите в прихожую, затем спускаетесь по трем широким ступеням винтовой лестницы и оказываетесь у деревянной арки в каменной стене – это вход в комнату. Так вот, наклонный, петляющий коридор – своего рода воздушный шлюз, заслон от песка и зноя пустыни, а полог на входе – брезентовые полотнища внахлест – усиливает эффект. Комната, которую Энея называла «главной», размером была всего три на пять метров, но казалась гораздо больше. У стены – высокий каменный стол, вокруг стола – встроенные скамьи, у северной стены – самый настоящий очаг, рядом, в нишах, еще скамьи. И настоящий, встроенный в стену дымоход, который нигде не соприкасался ни с деревом, ни с брезентом. Там, где кончалась каменная кладка (примерно на уровне глаз, если сидеть на скамье), во всю длину северной и южной стены Энея сделала защищенные экранами окна, при желании их можно было наглухо задраить изнутри брезентом или прикрыть скользящими деревянными ставнями. Из стекловолоконных реек, найденных в груде лагерного хлама, Энея соорудила каркас для брезентового потолка: правильные арки, резкие пики, своды – как в кафедральном соборе, и таинственные глубокие ниши.