Эндшпиль Маккабрея

Бонфильоли Кирил

Мартленд нашел меня; наверное, я всегда полагал, что так оно и будет. Он пришел к устью копи и позвал меня.

Я не ответил.

— Чарли, мы знаем, что вы внизу. Бога ради, да мы вас унюхали! Послушайте, Чарли, остальные меня не слышат, я хочу дать вам фору. Скажите мне, где эта чертова картина, снимите меня с крючка, и мы на ночь

от вас отстанем. Сможете оторваться.

Не думает же он, что я в это поверю, правда?

— Чарли, Джок у нас, он жив...

Я знал, что это ложь, и меня от этой низости вдруг переполнила ярость. Не показываясь, я направил револьвер на выступ скалы у выхода и выпустил заряд. Грохот на секунду оглушил меня, но я все равно расслышал рык большой расплющенной пули, что рикошетила в Мартленда.

Когда он заговорил снова — уже из другой точки, — голос его звенел от страха и ненависти:

— Ладно, Маккабрей. Вот вам другое предложение. Рассказываете, где эта чертова картина и остальные фотографии, и я обещаю пристрелить вас чисто. Больше ни на что рассчитывать вы уже не можете. И даже тут вам придется поверить мне на слово. — Эта реплика ему понравилась. Я выстрелил опять, взывая к небесам, чтобы искореженный свинец снес Мартленду лицо. Он снова заговорил — принялся объяснять, насколько ничтожны мои шансы, не понимая, что себя я уже списал со счетов и теперь мне хочется только его жизни. А он с любовью перечислил всех, кто желает моей смерти, — от Испанского Правительства до Общества блюдения дня Господня; мне положительно польстило, каких масштабов кашу я заварил. А потом он ушел.

Позднее они полчаса стреляли в меня из пистолета с глушителем, в промежутках прислушиваясь к воплям боли или крикам «сдаюсь». Пули с визгом и жужжанием метались от стены к стене, едва не сводя меня с ума, но коснулась меня только одна; они не знали, куда сворачивает шурф, влево или вправо. Единственный удачный выстрел раскроил мне скальп, и кровь теперь затекает мне в глаза; выгляжу я, должно быть, первостатейно.

Дальше меня пытался выманить американец, но ему тоже нечего было

предложить, кроме быстрой смерти в обмен на информацию и письменное признание. Наверняка они подняли «роллс» из могилы в каньоне, ибо американец знает, что в обивке верха Гойи нет. Испания, похоже, должна возобновить с США договор о стратегических военно-воздушных базах на своей территории, но всякий раз, когда Штаты ей об этом напоминают, испанцы переводят разговор на Гойю. «Герцогиня Веллингтонская» — «как известно, похищена по заказу американца и находится на территории США». Он не стал бы мне рассказывать о базах, если б считал, что у меня есть шанс выжить, правда?

Я не беспокоился отвечать — мне было некогда, я возился со скипидаром.

Потом он изложил альтернативу — грязная смерть. Они уже послали за канистрой цианистого калия, той дряни, которую они применяют к кроликам тут и людям там. Отсюда вытекает: я не могу надеяться, что Мартленд спустится за мной. Придется идти к нему. Уже не важно.

Со скипидаром я закончил; будучи смешанным с виски, он прекрасно растворил подкладку моего чемодана, и теперь Гойя улыбается мне со стены — свежая и милая, как в тот день, когда ее написали, несравненная нагая «Duquesa de Wellington», моя по гроб жизни. «До, Дьё эгзист». [245]

245

Значит, Бог существует (искаж. фр.).

Виски хватит поддержать меня до того, как начнет меркнуть свет, а там — кто тут испугается? — я вынырну со своим громоносным шестизарядником, словно какой-нибудь тертый жизнью герой Старого Запада. Я знаю, что Мартленда убить сумею; затем кто-нибудь другой убьет меня, и я паду яркой вечерней дымкой в преисподнюю, где нет искусства, нет выпивки, — ведь в этой истории, в конце концов, имеется мораль. Вы же это понимаете, не так ли?