Эндшпиль
Шрифт:
– Здоровые, черти, – сказал Хэрод, показав на деревья. Они преодолевали последнюю четверть мили, и впереди уже виднелись роскошные террасы сада, обрамлявшие особняк с северной стороны.
– Да, сэр, – не останавливаясь, согласился водитель.
К. Арнольда Барента не было, зато Хэрода встретил преподобный Джимми Уэйн Саттер с длинным фужером бурбона в руке и раскрасневшимся лицом. Евангелист двинулся навстречу Тони по огромному пустому залу, пол которого был выложен белыми и черными изразцами, что напомнило Хэроду собор в Шартре, хотя он там никогда
– Энтони, мальчик мой, – прогудел Саттер, – добро пожаловать в летний лагерь. – Голос его отдался гулким эхом.
Хэрод запрокинул голову и начал оглядываться, как турист, – необъятное пространство, обрамленное мезонинами и балконами, уходило вверх на высоту пяти этажей и заканчивалось куполом. Его подпирали изысканные резные колонны и хитро переплетающиеся блестящие опоры. Сам купол был выложен кипарисом и красным деревом, перемежавшимися цветными витражами. Сейчас он был темным и окрашивал темное дерево в глубокие кровавые тона. С массивной цепи свисала люстра довольно внушительных размеров.
– Ни хрена себе! – воскликнул Хэрод. – Если это вход для прислуги, покажите мне парадную дверь.
Саттер поморщился от лексики Хэрода, в то время как вошедший слуга, все в том же синем блейзере и серых брюках, подошел к затасканной сумке Хэрода и замер в позе почтительного ожидания.
– Ты предпочитаешь поселиться здесь или в одном из бунгало? – осведомился Саттер.
– Бунгало? – переспросил Хэрод. – Ты имеешь в виду коттеджи?
– Да, – усмехнулся Саттер, – если коттеджем можно назвать домики с удобствами пятизвездочного отеля. Большинство гостей предпочитают бунгало. В конце концов это ведь летний лагерь.
– Да брось ты, – сказал Хэрод. – Я хочу получить здесь самую шикарную комнату. Я уже наигрался в бойскаутов.
Саттер кивнул прислуге.
– Апартаменты “Бьюкенен”, Максвелл. Энтони, я провожу тебя через минуту, а пока пойдем в бар.
Они прошли в небольшое помещение с обитыми красным деревом стенами, и Хэрод заказал себе большой фужер водки.
– Только не рассказывай мне, что это было построено в XVIII веке, – произнес он. – У ж слишком все огромное.
– Первоначальный дом пастора Вандерхуфа был достаточно внушительным для своего времени, – пояснил Саттер. – Последующие владельцы несколько расширили особняк.
– А где же все? – поинтересовался Хэрод.
– Сейчас собираются менее значительные гости. Принцы крови, монархи, бывшие премьер-министры и нефтяные шейхи прибудут завтра в одиннадцать утра на традиционное торжественное открытие. А экс-президента мы увидим в среду.
– Ну и ну. – Хэрод присвистнул. – А где Барент и Кеплер?
– Джозеф присоединится к нам позже, вечером, – ответил евангелист. – А наш гостеприимный хозяин прибудет завтра.
Хэрод вспомнил Марию Чен, оставшуюся на борту яхты. Кеплер еще раньше рассказывал ему, что все помощницы, секретарши, референтки, любовницы и жены скучали на борту “Антуанетты”, пока господа развлекались на острове Долменн.
– Барент на яхте? – спросил он у Саттера. Проповедник
– Где он, знают лишь Господь да христианские авиапилоты. Лишь в последующие двенадцать дней друг или враг может точно знать, где он находится.
Хэрод фыркнул и взял в руки фужер.
– Не знаю, чем это сможет помочь врагу. Ты видел этот чертов миноносец, бога его в душу мать.
– Энтони, – укоризненно заметил Саттер, – я уже просил тебя не упоминать имя Господа всуе. Хэрод не унимался;
– И чего они боятся? Высадки русского морского десанта?
Саттер налил себе еще бурбона.
– Не так уж далеко от истины, Энтони. Несколько лет назад в миле от берега начал курсировать русский траулер. Приплыл с обычной базы, с мыса Канаверал. Не мне тебе рассказывать, что, как и большинство русских траулеров у американских берегов, этот был разведывательным судном, набитым таким количеством подслушивающей аппаратуры, на какое способны только коммунисты.
– И что же они могли услышать за милю от берега? – поинтересовался Хэрод. Саттер рассмеялся.
– Это осталось между русскими и их антихристом. Но это встревожило наших гостей и брата Кристиана, отсюда этот сторожевой пес, которого ты видел по дороге сюда.
– Сторожевой пес, – повторил Хэрод. – А в течение второй недели вся охрана тоже остается?
– О нет, то, что имеет отношение к Охоте, предназначено лишь для наших глаз.
Хэрод пристально посмотрел на краснощекого священника.
– Джимми, как ты думаешь, Вилли появится на следующий уикэнд?
Преподобный Джимми Уэйн Саттер поспешно вскинул голову, его маленькие глазки живо блеснули.
– Конечно, Энтони. Я не сомневаюсь, что мистер Борден прибудет в условленное время.
– А откуда ты это знаешь? Саттер покровительственно улыбнулся, поднял фужер и тихо произнес:
– Об этом говорится в Откровении от Иоанна, Энтони. Все это было предсказано тысячи лет назад. Все что мы делаем давно уже начертано в коридорах времен Великим Ваятелем, который видит жилу в камне гораздо отчетливее, чем на это способны мы.
– Неужто? – съязвил Хэрод.
– Да, Энтони, это так, – подтвердил Саттер. – Можешь не сомневаться.
Губы Хэрода дернулись в улыбке.
– Кажется, я уже и не сомневаюсь, Джимми. Но боюсь, я не готов провести здесь эту неделю.
– Эта неделя – ничто. – Саттер закрыл глаза и прижал холодный фужер к щеке. – Это всего лишь прелюдия, Энтони. Всего лишь прелюдия.
***
Эта неделя так называемой прелюдии показалась Хэроду бесконечной. Он вращался среди людей, чьи фотографии всю свою жизнь видел в “Тайм” и “Ньюс уик”, и выяснил, что если не считать ауры власти, исходившей от них, так же как вездесущий запах пота исходит от жокеев мирового класса, ничто человеческое было им не чуждо, они нередко ошибались и слишком часто вели себя глупо в своих судорожных попытках избежать конференций и брифингов, которые служили клетками с железными решетками для их пышного и роскошного существования.