Энеолит СССР

Мерперт Николай Яковлевич

Наиболее отчетливо энеолитические комплексы представлены в южной зоне, где внедрение медных орудий позволило земледельцам и скотоводам достигнуть значительных успехов в развитии производства (Массон В.М., Мунчаев Р.М., 1977). Здесь особенно ярко видно, что энеолит — это не какой-то переходный этап, а самостоятельная и важная историческая эпоха. На территории СССР могут быть отмечены три основных центра развития земледельческо-скотоводческих культур энеолитического облика: среднеазиатский, кавказский и северопричерноморский. Определенную роль сыграл энеолитический период и в зоне преимущественно скотоводческого развития производящей экономики, охватывающей примыкающие к этим центрам евразийские степи. Однако там в полной мере стремительный расцвет, нашедший отражение в определенном наборе археологических типов, приходится уже на эпоху бронзы. Поэтому рассмотрение этих энеолитических комплексов в общей системе «Археологии СССР» отнесено в том, специально посвященный палеометаллическим культурам степной зоны.

Далее на север роль энеолитического периода убывает. Внедрение медных орудий в хозяйственные системы охотников и рыболовов имело меньшее значение, чем в зоне оседло-земледельческих культур. Аналогичный сдвиг на севере происходит, но не всегда с внедрением металлургии бронзы, а то и железа. Поэтому в этой зоне комплексы, выделяемые как энеолитические, скорее являются звеном археологической систематики, чем отражением исторической эпохи. В данном отношении показателен

вопрос об энеолитических памятниках Карелии. Ряд исследователей предлагал при их выделении исходить из установки Монтелиуса о том, что к эпохе металла следует относить памятники, в которых не только отмечено знакомство с металлом, но и сами металлические орудия образуют типологические ряды (Брюсов В.Я., 1952). Н.Н. Гурина писала, что, несмотря на отсутствие таких типологических рядов в Карелии, следы местной плавки меди налицо, однако предлагала ограничиться термином «эпоха раннего металла», включая сюда и пору раннего железа (Гурина Н.Н., 1961, с. 82). Вместе с тем, характеризуя карельские материалы, Н.Н. Гурина уже тогда выделяла группу памятников поры энеолита, на которых встречались кусочки металла, шлаки, тигли, льячки. Отличались они и типами керамики, и кремневым инвентарем. Дальнейшие исследования увеличили число таких памятников, причем медеплавильня была зафиксирована и в комплексе с типичной ямочно-гребенчатой керамикой (Журавлев А.П., 1975). А.П. Журавлев, посвятивший этим памятникам специальное исследование, говорит об энеолите Карелии как об особой эпохе, охватывающей в основном III тысячелетие до н. э. вплоть до поры раннего железа. Помимо следов металлургического производства, здесь известны и сами медные изделия: пластинки, кольца, проколки, рыболовные крючки (Журавлев А.П., 1977). Однако, как отмечает сам автор, внедрение меди не повлекло радикальных изменений в хозяйстве и орудиях труда — каменная индустрия сохранилась на достаточно высоком уровне (Журавлев А.П., 1977, с. 13). В результате памятники Карелии, определяемые как энеолитические, не обнаруживают резких изменений в общем наборе археологических типов по сравнению с эпохой неолита. Благоприятная природная ситуация (самородная медь Заонежья) в данном случае способствовала относительно раннему развитию металлургии, но в условиях традиционной охотничье-рыболовческой системы хозяйства не вела к существенным изменениям в образе жизни и соответственно в наборе орудий. Поэтому комплексы лесной зоны, как и зоны степных скотоводов, характеризуются в томе, посвященном бронзовому веку лесной полосы.

В настоящем томе рассматриваются энеолитические комплексы, сложившиеся в зоне южных земледельческо-скотоводческих культур, где они выделяются особенно четко. Отдельная глава посвящена общей характеристике энеолита степной зоны, тогда как детальное рассмотрение конкретных археологических комплексов (древнеямных, кемиобинских, афанасьевских и др.) будет предпринято в другом выпуске «Археологии СССР». Такое выделение энеолита ярко выражено в самих комплексах как устойчивых сочетаниях типов археологических объектов, изучаемых археологией как особой наукой, что соответствует реальному развитию древних племен и народов, материальным воплощением культуры которых они являются. Сами по себе медные изделия еще мало о чем говорят, как и специфический набор типов иных категорий, но именно их сочетание и характеризует энеолитические комплексы. При этом могут быть отмечены два основных их вида. В одном случае энеолитический период, выделяемый средствами археологии и являющийся археологическим понятием, соответствует большой исторической эпохе, в другом — энеолит — понятие, почти исключительно относящееся к сфере археологической систематики. В настоящем томе рассматриваются энеолитические комплексы первого вида, распространенные на юге СССР и отразившие важнейшую эпоху в истории племен и народов нашей страны — пору расцвета земледельческо-скотоводческих культур. Эти южные энеолитические культуры тесно связаны с древнейшими очагами земледелия и скотоводства, сформировавшимися на Ближнем Востоке. Именно эти ближневосточные связи наряду с местными предпосылками к переходу к производящим формам экономики определили качественный скачок в развитии племен юга СССР. Одновременно наблюдается и значительная зависимость от ближневосточных культурных эталонов некоторых объектов материальной культуры. В соответствии с конкретными направлениями линий взаимодействий это влияние ближневосточных эталонов в каждом из центров различно. Например, в Северном Причерноморье оно вообще проявляется лишь через посредство балканских комплексов и культур, но именно оно составляет одну из общих черт в развитии трех энеолитических центров юга СССР.

Следует иметь в виду то немаловажное обстоятельство, что изученность энеолитических комплексов юга СССР далеко не одинакова. Раньше всех, еще в конце XIX в., начато исследование памятников трипольского типа в Северном Причерноморье. Сейчас здесь выявлены сотни поселений, раскопаны десятки объектов, накоплены громадные коллекции и имеется обширная литература. Близкие по культуре, а иногда и просто идентичные им памятники распространены в Болгарии и Румынии и привлекаются для дополнительных характеристик. Поэтому энеолитическим памятникам Северного Причерноморья посвящен в данном томе наиболее значительный раздел. Хотя первые раскопки энеолитических памятников Средней Азии были произведены едва ли не одновременно с трипольскими, их систематическое и планомерное исследование развернулось лишь в 50-х годах. Занимаемая ими территория несоизмеримо мала по сравнению с Северным Причерноморьем, да и число их более ограниченно. Еще более коротка история исследования энеолитических памятников Кавказа. Относимые к их числу комплексы выявлены в ходе полевых работ 60-70-х годов. Все это, естественно, сказывается и на вопросах археологической систематики. Так, если в Средней Азии четко выделяется оседло-земледельческий неолит — джейтунская культура, то в Закавказье такое членение менее ясно и по существу неолитические и энеолитические раннеземледельческие комплексы рассматриваются нерасчлененно. Менее ясна здесь и культурная группировка памятников. Степень изученности определила и подход авторов к организации предлагаемого материала. В тех случаях, когда типологические связи, позволяющие говорить о надежном выделении культур и локальных вариантов, слабо разработаны, памятники рассматриваются по территориальным группам. В других случаях использована группировка по типологическим признакам с использованием традиционной триады понятий: культурная общность, культура, локальный вариант. В ряде случаев обширность материалов как будто позволяет использовать более гибкую понятийную сетку, в большей мере учитывающую конкретно-историческую ситуацию (см., например, Дергачев В.А., 1978), но в целом традиционная триада остается вполне надежным исследовательским инструментом.

Том подготовлен авторским коллективом в составе В.М. Массона (введение, часть I, гл. 6 части III с использованием материалов Е.К. Черныш, заключение), Р.М. Мунчаева (часть II), Е.К. Черныш (главы 1–7 части III, гл. 1 и 6 в соавторстве с В.М. Массоном) и Н.Я. Мерперта (часть IV).

Часть первая

Энеолит Средней Азии

Глава первая

История изучения, основания периодизации, хронологии и типологии

Энеолитические комплексы Средней

Азии, как и соответствующие им комплексы других регионов, характеризуют определенную историческую эпоху в жизни оседлых земледельческо-скотоводческих племен, нашедшую прямое отражение в специфическом наборе объектов материальной культуры, рассматриваемых на уровне археологической науки как археологические типы.

В Средней Азии энеолитические памятники изучались еще в конце XIX в. (Комаров А.В., 1888; Джуракулов М.Д., 1964; 1966), но широкую известность получили лишь после раскопок американской экспедиции на холмах Анау и их фундаментальной публикации (Pumpelly R., 1908; Бишони Р., 1977). Несмотря на низкий методический и методологический уровень, эти материалы долгое время оставались для мировой науки основным источником по изучению энеолитических комплексов Средней Азии (Кобранов Е.А., 1927; Итина М.А., 1951). В 30-е годы ашхабадскими археологами были проведены значительные работы по выявлению новых памятников (Марущенко А.А., 1939; 1949), но раскопки их практически не производились, а материалы не были опубликованы. Решающий перелом произошел в результате развертывания работ Южно-Туркменистанской археологической комплексной экспедиции (ЮТАКЭ) АН Туркменской ССР (Литвинский Б.А., 1952; Массон М.Е., 1955б), особенно с 1952 г., когда энеолитические комплексы исследовались специальным отрядом экспедиции под руководством Б.А. Куфтина (Куфтин Б.А., 1954; 1956). Систематическое исследование энеолитических памятников было продолжено в 1955–1963 гг. совместными усилиями ЮТАКЭ и ЛОИА АН СССР под руководством В.М. Массона (Массон В.М., 1957а; 1957б; 1957в; 1959в; 1962а; 1964а) при участии И.Н. Хлопина и В.И. Сарианиди (Лисицына Г.Н., Массон В.М., Сарианиди В.И., Хлопин И.Н., 1965). Материалы, полученные в ходе этих работ, опубликованы в двух томах Трудов ЮТАКЭ (т. VII, 1956; т. X, 1961), а энеолитическим комплексам специально посвящены четыре выпуска «Свода археологических источников» (Массон В.М., 1962в; Хлопин И.Н., 1963а; 1969; Сарианиди В.И., 1965б). Новые материалы опубликованы также в зарубежных изданиях (Masson M.E., Masson V.M., 1957; Masson V.M., 1961; 1972; Masson V.M., Sarianidi V.I., 1972). В дальнейшем основное внимание этого коллектива было перенесено на изучение памятников эпохи бронзы, а наиболее ранние энеолитические комплексы продолжали исследоваться ашхабадскими археологами (Бердыев О.К., 1967; 1969; 1972а; 1972б; 1974; 1976). Слои Намазга II шурфовались на Елендепе (Щетенко А.Я., 1968а); энеолитические напластования в небольшом объеме раскапывались и на Алтындепе (Массон В.М., 1977б).

В отличие от Южного Туркменистана, где ярко и разносторонне представлены памятники энеолита, в других районах Средней Азии выделение собственно энеолитических комплексов связано со значительными трудностями. Так, в рамках неолитической кельтеминарской культуры на поздних этапах ее развития появляются свидетельства использования ее носителями медных изделий, но комплекс в целом, и, прежде всего, кремневые орудия, полностью сохраняют архаический, неолитический облик. Поэтому кельтеминарский и близкие ему комплексы рассматриваются в томе «Неолит СССР» настоящего издания.

Данный том посвящен памятникам среднеазиатского энеолита, сосредоточенным на юго-западе региона, в Южном Туркменистане (карта 1). Природные условия здесь благоприятствовали развитию оседлого земледельческо-скотоводческого хозяйства и раннеземледельческой культуры. С юга область обитания энеолитических племен была ограничена Копетдагским хребтом, достигающим высоты 2800 м и понижающимся в восточном направлении, где он представляет собой невысокую горную гряду. Межгорные долины достаточно плодородны и в западной части, где осадков больше, густо покрыты растительностью. Помимо арчи, являющейся благодаря твердости и прочности прекрасным строительным материалом, здесь много плодовых и орехоплодных видов, в числе которых яблоня, груша, виноград; на плоскогорье встречаются заросли дикорастущего ячменя. В горах водится горный баран, безоаровый козел, леопард. Эти животные, судя по костным остаткам и изображениям, были хорошо известны и энеолитическим племенам. Северный склон Копетдага расчленен узкими долинами небольших горных рек и временных селевых протоков.

Карта 1. Распространение энеолитических памятников Средней Азии.

а — древние русла.

1 — Чингиздепе; 2 — Беурме; 3 — Каранткитокай; 4 — Тилькиндепе; 5 — Дашлыдепе; 6 — Гавычдепе; 7 — Новая Ниса; 8 — Акдепе; 9 — Овадандепе; 10 — Анау; 11 — Карадепе; 12 — Елендепе; 13 — Яссыдепе; 14 — Гарадепе; 15 — Каушут; 16 — Намазгадепе; 17 — Серманчадепе; 18 — Улугдепе; 19 — Алтындепе; 20 — Илгынлыдепе; 21 — Монджуклыдепе; 22 — Чакмаклыдепе; 23 — Серахское поселение; 24 — Хапуздепе; 25 — Геоксюрский оазис.

Вдоль Копетдага, вытянутого меридионально, простирается северная подгорная равнина, бывшая основным центром среднеазиатского энеолита. Как бы зажатая между Копетдагом и южной кромкой Каракумской пустыни, эта слабо покатая равнина имеет ширину 10–20 км. Долина сложена лессами и галечниками и характеризуется сероземами и такыровидными почвами, в ряде случаев солонцеватыми. Климат резко континентальный, равнина открыта с севера доступу масс холодного воздуха. Количество осадков незначительно, и норма увлажнения низка — 250 мм, лишь в предгорьях она поднимается до 350–450 мм. Это вело к необходимости искусственного орошения полей, которое производилось за счет небольших рек и ручьев. Наиболее значительные из них — Душак, Лаинсу, Арчиньянсу, Меанасай (Акмазар) и Чаачасай — имеют в долинах выраженные террасы и обширные конусы выноса. Растительность бедна, но в древности вдоль наиболее крупных водных артерий были распространены тугаи с такими лесными породами, как тополь, ясень, карагач, угли которых часто встречаются при раскопках раннеземледельческих поселений. Вегетационный период значителен и длится с апреля по октябрь включительно, что позволяет при налаженном орошении получать два урожая в год. Из стадных копытных животных промысловое значение имели джейраны и куланы. Охота на них продолжалась регулярно, несмотря на развитие скотоводства.