Энергоблок
Шрифт:
Алимов и Мошкин усиленно закивали.
– Да, да, Сергей Михайлович.
– Я хочу сегодня послушать каждого… Каждого начальника цеха, отдела, службы о степени готовности.
Только в этом случае я со спокойной совестью смогу доложить министру… Товарищи! Еще раз подчеркиваю – немедленный успешный пуск вашего миллиона насущно необходим! Пожалуйста, начинайте… Вы первый? – он указал рукой на Пряхина. Тот встал.
– Пожалуйста, сидите…
Пряхин сел. Представился:
– Начальник реакторного цеха Пряхин.
– Пряхин, Пряхин… – Торбин возвел глаза к потолку. –
– Варил.
Торбин удовлетворенно кивнул.
– Варил бомбу… А теперь здесь варим. Готовность?.. – Лицо Пряхина приняло выражение большей озабоченности, толстовские брови шевелились. – Блок-то пустим. Дело не в том… Плохо готовы, вот что… Имею в виду персонал. Весь состав цеха до момента пуска осуществлял курирование монтажа. Учиться было некогда…
– Плохо, – оценил Торбин. – Пустишь?
– Пущу, но за возможные последствия ручаться трудно. Дальше… На восьмидесяти процентах арматуры не смонтированы электроприводы. Придется крутить ломиками вручную. Известно, электропривод закрывает некоторые задвижки до четырех минут… Сколько же будет крутить рука?.. Я уж не говорю о невозможности задействовать все блокировки… Электрифицирована в основном арматура, участвующая в защитах…
Лицо Торбина несколько озаботилось.
– Ну, здесь ты перегнул. Пускали и не такие объекты…
– Нет, такие не пускали. Этот первый.
– Еще?
– Еще… Будем пускать, что еще… Будем пускать… – Следующий, – попросил Торбин.
– Начальник турбинного цеха Дрозд.
– Дрозд? – переспросил Торбин.
– Дрозд…
– Ну хорошо, товарищ Дрозд, мы вас слушаем.
– Только что доложили шеф-монтеры, – с некоторым волнением в голосе начал Дрозд, – регулятор скорости и стопорно-дроссельный клапан отлажены. Машина к пуску готова… В остальном по персоналу и арматуре те же замечания. Не знаю, как химики будут загружать смолой фильтры конденсатоочистки… Задвижки там диаметром восемьсот миллиметров. Вручную крутить шесть часов каждую, а их сорок…
Торбин вновь занял вольную позу, забарабанил пальцами по столу.
– Но… самое страшное – будем пускаться без автоматики. Ни один автоматический регулятор не налажен…
– Где вы работали раньше? – спросил Торбин. Дрозд заморгал глазами. После продолжительной паузы ответил:
– На ТЭЦ…
– Атомных станций не знаете?
– Нет…
– Хорошо, следующий.
– Начальник радиационно-химического цеха Шаронкин.
Торбин снова глянул в потолок.
– Бомбу варил?
– Варил бомбашку, а как же… Было дело под Полтавой… Варили бомбашку, хе-хе…
«Понесло», – подумал Палин.
– Серьезней! – прервал Торбин.
– А что серьезней?! – Наплывы кожи на лице Шаронкина налились алой кровью. – Что серьезней? Блок спецхимии монтажом не готов.
– Ну и что? – Торбин смотрел на него строго, во все глаза. И вдруг взвился: – Что это вы из себя юродивого строите?! Говорите, куда будете девать дебалансную воду?! Кто будет «варить» воду?
– Не знаю… – Шаронкин усиленно вертел головой, явно вызывая раздражение Торбина. – Блок монтажом не готов, и этим все сказано.
– Почему так непозволительно затянулся монтаж? – обратился
– Поздно, слишком поздно поставлено оборудование, Сергей Михайлович…
– Кто виноват?
Шаронкин перешел в наступление:
– Кстати сказать, ваш предшественник, замминистра Мармонов, вплотную занимался этим вопросом… И на этом самом стуле… умер, ведя, как и вы сейчас, заседание штаба…
На мгновение в конференц-зале наступила тягостная тишина.
– Что вы мне зубы заговариваете?! – Торбин впервые покраснел, но нашелся. – Я умирать не собираюсь… А вы ведете себя нагловато… Хотите показать, что никого и ничего не боитесь? Анархист?.. Не советую… – И обратился к Мошкину: – Что сделано для организации слива дебалансных вод?
Мошкин повернул голову к Алимову. Тот вскочил как ужаленный.
– Сергей Михайлович, все предусмотрено, все предусмотрено… От блока к морю протянули трубу-четырехсотку. И от насосной техводоснабжения тоже. Будем разбавлять активные сбросы до минус девятой и в море… Все предусмотрено…
Торбин, подперев рукой подбородок, навалившись грудью на стол и несколько запрокинув голову, внимательно и с интересом смотрел на Алимова. В глазах его попеременно сквозили то сочувствие, то легкое недоверие.
– Скажите, – прервал он Алимова, – а согласующая подпись саннадзора на сброс есть?
– Нет, – ответил Алимов, – но будет. По телефону договоренность имеется…
– Оказывается, вопрос решен, – повернулся Торбин к Шаронкину. И хотел еще что-то сказать, но Палин прервал его:
– Нет! Вопрос не решен. – Палин встал, громко отодвинув стул. Сердце колотилось. От волнения острее ощутил неприятный запах паласа.
Теперь стояли двое: Алимов и Палин. Торбин снова небрежно помахал туда-сюда ладонью и ехидно спросил, почти пропел:
– Может, кто-нибудь один?..
Палин стоял и удивлялся себе, своему состоянию. Еще каких-нибудь несколько дней назад он с известной робостью входил в кабинет к Алимову или Мошкину. Теперь же стоит перед начальником главного управления, полный решимости высказаться до конца. И ничего… Вот ведь как вышло… Черная труба все перевернула в душе. И впервые в нем появилось чувство хозяина. Чувство ответственности не только за порученный участок работы, но и за всю родную землю, и за людей, живущих на этой земле… И так должно быть в каждом человеке…
Серые глаза его возбужденно блестели. Светлый чуб съехал на лоб. Волна волос на затылке, над воротником, вздыбилась. Он ощутил легкую стесненность дыхания и, в упор глядя Торбину в самое дно глаз, твердо, даже с угрозой сказал:
– Говорить буду я!
Алимов сделал какой-то протестующий дугообразный нырок головой и, налившись багровой кровью, сел, возмущенно глядя на Палина.
Палин еще некоторое время открыто смотрел в глаза Торбину, пытаясь уловить и в глазах, и в лице его хотя бы малейшую мимолетную тень или движение мускула от узнавания его, Палина. Вместе ведь работали в одной смене и на одном заводе целых два года. Но тщетно… Глаза и лицо Торбина мертво застыли…