Ёнька
Шрифт:
– Извините, у нас дела, – сказал я и отвёл друга. – Ёнька, да что с тобой? – прошептал я. – С такими мыслями нам не Свет-ланку спасать, а самим бы уцелеть.
– Так что насчёт «Штанов»? – крикнул нам чернявый.
– Вы извините, пожалуйста, – рассердился я, – но нам надо это… – и я махнул в направлении ворот.
– Так вас всё равно не пустят. – Молодой человек подошёл и засунул руку Ёньке в карман. – Деньги за вход надо, а у вас нет.
Я покопался в своём и достал оттуда маленькую плоскую ракушку да пару слизняков.
– Ну хоть так. Пускай морские, – чернявый, кажется, огорчился. –
И он убежал.
– Вернусь… – проворчал Ёнька, с некоторой грустью глядя вслед чернявому.
– Он вернётся, – невесело ответил я.
– В карманы лазает, – буркнул Ёнька, но при виде слизняков оживился. – Можно я сам денежки поменяю?
И он протянул ладошку размером с тазик. Я пожал плечами и отдал мальчику и раковину, и обоих слизняков.
Обменный пункт нашёлся без труда. Прямо за воротами, у самой дороги, стояла маленькая старушка со сплющенным лицом и раскосыми глазами. При ней не было ни ларька, похожего на мой, ни даже столика. Только она и длинная очередь желающих поменять морские деньги на городские. Получив от очередного клиента слизняков, старушка засовывала их в правый карман, а из левого доставала липовые листочки. Тщательно проверяла их на свет, перед тем как отдать. Слизняки тут же выбирались из дыры в платье и вереницей тянулись обратно к морю. Ракушки же обменщица бросала на дорожку. Несмотря на то что бизнес её выглядел весьма сомнительно, очередь завивалась змейкой. Стоило нам пристроиться в её хвост, как за нами тут же встали другие.
Обмен шёл бойко. Раскосая торговалась за каждую ракушку и пыталась навязать клиенту лишний липовый листок. Тот ругался и отказывался брать. Старушка притворно соглашалась, но стоило бедолаге отвернуться, как она умудрялась всунуть лист ему в карман. Все это видели, но снова и снова попадались на коварство обменщицы.
– Обманет, – произнёс Ёнька. – Бамалей, она нас обманет!
– Всё будет хорошо, – ответил я и сжал толстый палец.
Когда очередь дошла до нас, мальчик отдал и ракушку, и слизняков. Торгашка поступила с ними так же, как и со всеми остальными, но, покопавшись в том кармане, где держала липовые листочки, пожала плечами.
– Всё! – объявила она в очередь. – Деньги закончились. Обменный пункт закрыт. Кому очень надо, можете идти вон туда, – она указала рукой куда-то вдаль, – капусту рубить. Ещё кислая, но красная. Можно.
– Где наши денежки? – вдруг взревел Ёнька не своим голосом и навис над старушкой.
– А нету! – дерзко ответила та и развела руками.
– Отдай обратно! – потребовал мальчик.
– Ёнька, да что ж это такое-то? – растерялся я. – Где тебя так?
– Ну не ной уже, а! – фыркнула обманщица. – Тоже мне ценность! Надо – нагнись и насобирай.
И в самом деле, земля вокруг была усеяна ракушками и расползающимися слизняками. Ёнька нагнулся было, пытаясь отыскать свои, но передумал. Зло засопел и двинулся вперёд.
– Я без денег пройду, – набычился он.
Пройти у него не вышло. Прямо на наших глазах старушка исчезла. На её месте возникла собачонка со злобным человечком на спине. Ростом человечек был невелик, но головаст, лохмат и одноглаз. Посмотрев на нас, он зло ощерился и сдавил когтистой лапой голову бедного зверька. Собачонка
– Какая страшная! – пожаловался мой друг и попятился назад, рискуя меня раздавить.
– Ёнька, она же маленькая, – пыхтел я, толкая его вперёд. – И Страх, который на ней, тоже пока ещё невелик. Ты же хотел драться? Ну? Самое время!
– Она огромная! – взвыл мальчик. – И этот! Одноглазый!
Я выглянул из-за ноги и увидел, что злобная парочка и вправду значительно подросла.
– Ну что я им всем сделал? – захныкал Ёнька.
– Ну нет, так мы кого надо не спасём, – произнёс я ровным и тихим голосом.
Я вышел из-за ноги моего друга и встал прямо перед носом разъярённой собаки. Затем развернулся к ней спиной и сел на дорожку. Собачка зарычала, но не очень уверенно. Притихла.
– Пытался я по-твоему, Ёнька, да что-то никак. Давай-ка присядем. Думать будем.
– Не хочу.
– Садись-садись, – позвал я и очистил место от слизняков.
Мальчик отошёл, с подозрением глядя то на меня, то на собаку.
– Да садись ты! – потребовал я. – У меня шея уже болит голову задирать.
Ёнька сел, но смотрел не на меня, а на страшную парочку.
– Слушай, отрок, – улыбнулся я, – фантазии твои забавные в некотором смысле, но я к ним без восторгов, уж больно на игру компьютерную похожи… Сейчас будем ключ искать, потом с монстрами сражаться? Так? Да и ты в них какой-то… – я попытался подобрать слова, но не подобрал. – И страхи плодятся с такой скоростью, что никакого веселья не хватит. Ты почему о себе так плохо думаешь? Ты же хороший! Разве ты жадный? Разве злой или трусливый?
– Да, я злой, – отозвался Ёнька.
– Так это только в твоём мире! Я бы хотел, чтобы ты внимательнее со своими мыслями. Они же у тебя кислые и червивые!
– Как думаю, так и думаю! Кому какое дело?
– Да всем! – воскликнул я. – Хочешь посмотреть, какой ты на самом деле? Пойдём в мой мир. Вы с собой подружитесь. Там ты отличный мальчишка. Мой друг.
– Я не твой друг.
– Если и дальше будешь плохо думать, то так и будет, – согласился я. – Только хватит уже ссориться и со мной, и с собой. Иначе у нас не останется ни малейшего шанса быть хорошими. Можем и наброситься друг на друга.
Сказав это, я поймал себя на мысли, что почти готов к безобидным подлостям. Ёнькины страхи начали давать результат. Даже подумалось: «Доброго Ёньку я бы ни за что не надурил. А такого здоровенного и бестолкового балбеса – хочется».
Мои отвратительные мысли перебил крик чаек. Жутковатые птицы пролетели вниз, едва не задев нас. Пронзили каменистый берег и исчезли.
– Ты можешь на меня наброситься? – переспросил Ёнька.
– Ой, ну хватит! Ты сам это лучше меня делаешь, – ответил я и поругал себя за сказанное. – Лучше скажи, ты море-то зачем на бок поставил? Остальное – куда ни шло, но это…