Энн в Инглсайде
Шрифт:
— А что она сказала такого ядовитого? — с невинным видом осведомилась Энн.
— Разве ты не заметила? Ты, наверное, не уловила ее намеков, потому что сама так далека от этого. Ладно, неважно. А от ее смеха меня прямо передергивало. И растолстела страшно. Как хорошо, что ты все такая же тоненькая, моя девочка!
— Не так уж она и растолстела, — снисходительно отозвалась Энн. — Она все еще очень красивая женщина.
— Не очень. У нее стало какое-то жесткое лицо…
— А кто восклицал про секрет вечной молодости? Джильберт виновато ухмыльнулся:
— Ну, надо же быть вежливым. В цивилизованном обществе нельзя обойтись без некоторой доли лицемерия. Да Кристина не такая уж плохая баба, хоть и не принадлежит к людям, которые знали Иосифа. Не ее вина, что в ней нет этой самой изюминки. Что это?
— Это мой подарок тебе по случаю годовщины нашей свадьбы. И пожалуйста, дай мне за него традиционный цент… Не хочу рисковать своим счастьем. Я таких сегодня натерпелась мук! Просто изнывала от ревности.
Джильберт поглядел на нее с изумлением. Ему никогда не приходило в голову, что Энн может его к кому-то приревновать.
— Да что ты, девочка! Вот уж не знал, что ты ревнивая.
— Конечно, ревнивая! Когда-то я жутко ревновала тебя к Руби Джиллис — за то, что ты с ней переписывался.
— Я переписывался с Руби Джиллис? Не помню такого. Бедняжка Руби! А как насчет Роя Гарднера? Кто бы уж говорил!
— Господи, Рой Гарднер! Филиппа мне недавно написала, что видела его и что он стал поперек себя толще. Джильберт, доктор Мюррей, может быть, и большой ученый, но худ как щепка. А доктор Фаулер похож на пончик. На их фоне ты был таким красивым… таким элегантным…
— Спасибо за комплимент. Именно такие вещи жена и должна говорить мужу. Могу и тебе сделать комплимент, Энн: ты тоже сегодня выглядела превосходно — несмотря на это платье. Щеки порозовели, а глаза — чудо! Ох, как приятно наконец лечь… Спокойной ночи…
Джильберт уснул, едва коснувшись головой подушки. Бедный Джильберт, как он устал! Господи, если какой-нибудь ребенок вздумает появляться на свет сегодня ночью, ни за что не подниму трубку. Пусть телефон себе звонит!
Энн не спалось. Она была слишком счастлива, чтобы спать. Она тихо двигалась по комнате, убирая одежду, заплетая волосы на ночь, излучая покойную радость женщины, которая знает, что ее любят. Наконец она надела неглиже и пошла в комнату мальчиков. Все трое, Джим, Уолтер и Джефри, крепко спали. Шримп, переживший поколения игривых котят, которых дети приносили домой, и укоренившийся, как фамильная традиция, спал, свернувшись, в ногах у Джефри.
В соседней комнате спали Нэн, Диана и Рилла. У Дианы рыжие кудряшки рассыпались по подушке, и загорелая рука была подсунута под щеку. У Нэнни длинные ресницы отбрасывали тени на щеки. А Рилла спала, лежа на животе. Энн перевернула ее, и зажмуренные глазки даже не приоткрылись.
Как быстро они растут! Через несколько лет это будут уже девушки и молодые люди, юность, замершая на цыпочках в ожидании чуда… исполненная сладких и странных грез… маленькие суда, покидающие спокойную гавань, чтобы уплыть в неизвестность. Мальчики найдут дело своей жизни, а девочки… ах, какие красивые невесты под белой фатой сойдут с крыльца Инглсайда! Но пока они еще принадлежат ей… и Джильберту.
Энн вышла в коридор и села у окна в эркере. Все ее подозрения, ревнивые мысли и обиды ушли туда, куда уходит ущербная луна. Она была спокойна, весела и уверена в себе.
— Как мне хорошо! Как в то утро, когда Пасифик сказал, что Джильберт поправится.
Внизу лежал прекрасный, таинственный ночной сад. Дальние холмы были припорошены лунным светом. Скоро она увидит лунный свет на горах Шотландии, над церковью в Стратфорде-на-Эйвоне, где покоится прах Шекспира… может быть, даже над Колизеем… Акрополем… над грустными реками, текущими мимо мертвых империй.
Энн отвернулась от окна. В своем белом неглиже, с заплетенными косами, она была похожа на ту девочку, что жила в Грингейбле… на студентку Редмонда… на молодую жену в беленьком домике. Она по-прежнему как бы светилась изнутри. Через открытые двери ей было слышно тихое дыхание детей. А Джильберт, который редко храпел, всхрапывал от усталости. Энн улыбнулась, вспомнив ядовитые слова Кристины, бедной бездетной Кристины: «Ну и выводок!»
— Ну и выводок! — с восторгом повторила Энн.