Эннера
Шрифт:
— Теперь?
— Да, — кивнула Мира. — Я не о нас… Я вообще… Ты же не просто так меня спасал. Может, расскажешь, зачем?
— Не веришь, что мне может не нравиться, когда так или иначе связанные со мной люди погибают?
— Почему не верю? Верю. Теперь верю, но… — она чуть склонила голову набок. Покосилась на стол, потом снова посмотрела Ллэру в глаза. Улыбнулась:- Не понимаю, как мы связаны. Мы же только вчера встретились.
— Встретились вчера… — он прошелся по комнате, аккуратно обминая груды бумаг. Остановился у эркера, уставился в окно. — Ты и я… мы… В мои планы не входило сколько-нибудь близкое знакомство с тобой. Но ей пришло в голову тебя убить. Ей- это Таль. Ты же подслушивала. Слышала. Я, действительно, ничего не понимаю во всей этой биохимической чертовщине, но если бы ей удалось то, что она задумала,
— Тогда возвращаемся к моему вопросу. Что теперь? — Мира подошла к Ллэру. — Теперь, когда у Таль не получилось, а я… вот какая есть, здесь. У тебя.
— Теперь… Теперь все по-прежнему. Даже лучше. Ты- не Способная актарионка. Не атради. Если Адан прав, и ты стала доа… хотя бы наполовину… Тогда, возможно, Таль всё-таки дала мне то, что я почти отчаялся найти. Узнаю, как она этого добилась. Шаг за шагом. Каждый этап эксперимента. И найду, как это использовать, — он обернулся, встретился с Мирой взглядом. — А еще сделаю всё, чтобы не дать тебе умереть.
— Зачем? Когда-нибудь я все равно умру, — Мира ласково коснулась ладонью его щеки. — Нельзя жить вечно.
Он накрыл её ладонь своей.
— Нельзя. Мне можешь не рассказывать.
Несколько секунд она молча вглядывалась в его лицо, стараясь уловить в пристальном взгляде, в серых, как пепел, глазах что-то, что поможет понять, как ей быть дальше. Что чувствовать, как относиться к нему, как вести себя теперь с ним. Уйти или остаться? Сделать вид, что между ними ничего не было? Попытаться забыть?
Разум кричал, что они совсем чужие. Разные. Из разных миров. Несовместимые. А то, что произошло только что на столе- всего лишь банальная физиология. Не больше. И ничего в их отношениях не меняет. У него своя жизнь, планы, цели. Роми, наконец. А она, Мира, всего лишь случайность. Пешка. Морская свинка. Способ получить то, что искал.
Сердце настаивало, что теперь Ллэр не может быть чужим. И забыть у неё не получится. Ни его, ни то, что случилось, ни как случилось. И бесполезно делать вид, что ей все равно, потому что ей НЕ ВСЁ РАВНО. Именно так, большими заглавными буквами в её мыслях, которые Ллэр с легкостью прочитает.
— Я не хочу тебе мешать… Тем более, навязываться… Умираю или нет, но не хочу, чтобы ты меня жалел. Не хочу, чтобы возился со мной из жалости. Я лучше сразу умру, — тихо сказала она, делая шаг назад.
— Что? — Ллэр нахмурился. — Мешать? Навязываться? Каким образом?.. Что ты… Я за годы разучился понимать людей… Что ещё за глупость пришла тебе в голову?
— Не глупость. Ты сам сказал, что даже не планировал со мной знакомиться. Но так вышло, и теперь я торчу здесь со всеми своими непонятными метаморфозами. Ты… — она осеклась, вспоминая их вчерашний разговор. — Ты сказал, что если я захочу умереть, мне придётся тебя попросить. Почему?
— Я имел в виду немного не это, — он ухмыльнулся. — Если ты захочешь умереть, то сможешь меня попросить, и я удавлю тебя собственноручно. Потом. Когда всё закончится. Если не будет поздно, и ты не лишишься такой привилегии, как смерть.
— С каких это пор смерть… — Мира замолчала. И только сейчас осознала, что имел в виду Адан, когда говорил о вечности. Вспомнила, как Ллэр сказал, что давно лишил себя возможности умереть. И, кажется, догадалась, что он ищет теперь. — Атради бессмертны? Но как же Роми? Она же чуть не погибла, если бы не ты…
— Атради уязвимы. Теоретически мы можем покончить собой. Но я не слышал ни об одном успешном случае самоубийства. Да и о не успешном слышал только об одном. Теоретически- нас могут убить. Как Адан чуть не убил Роми, — к удивлению Миры его улыбка вдруг изменилась, словно он в душе немного радовался тому, что Роми столкнулась с чем-то, чего не ожидала. Пусть даже это чуть её не убило. Пусть он ни за что не дал бы ей погибнуть. — Но успешность такого предприятия еще меньше, чем у самоубийства. Роми не знает, сколько ей лет. Она не помнит, когда была ребенком и была ли, не знает о временах, когда не существовало её самой. И её не тяготит то, что никогда не наступит день- и её не станет.
— А ты? Тебя тяготит?
— Я… Не тяготит. Это неверное слово. Сводит с ума- ближе, — он стал непривычно серьёзным. Даже из глаз ушло веселье. — Всё равно не то. Душит… Представь- всё можно осуществить, всё
— Значит, атради можно стать? Обрести бессмертие? Как?
Ллэр ответил не сразу. Сначала отвернулся. Потом отошёл, нарочно зацепив на ходу ногой стопку бумаг. Мира только теперь обратила внимание, что хоть он и оделся, но остался босиком.
— Атради стать можно. Не каждому, конечно, ты вот не смогла бы, если бы не Таль. Это как… Ну представь, что ты- цветок. Будущий цветок, точнее. Сейчас тебя нет и в помине, или ты сидишь где-то глубоко, под землей, в луковице. Придет время, и что-то внутри подтолкнет, разбудит, рано или поздно ты появишься. Сначала стебель, потом- больше, и в какой-то момент стоит выбор- распускаться или зачахнуть. Так и этот дар. Сидит в тебе и ждёт своего часа. Потом начинает расти, потом его можно раскрыть или лишиться навсегда… И на всё это уходит много времени. Достаточно, чтобы передумать, — Ллэр хмыкнул. — Как, однако, я зарассуждал… — поднял с пола что-то прямоугольное и на вид пластиковое, сдул с предмета несуществующую пыль, протер тыльной стороной ладони. Положил на один край стола, сам- расчистил себе противоположный, уселся. — Хотел бы я, чтобы с тобой об этом говорил не я. Он бы рассказал лучше. Я ведь был вторым, и я не умею так, как он… И она пришла ко мне задолго до того, как я попал в Плешь. В обход всех правил, — Ллэр сцепил пальцы в замок, уставился на свои руки. — Не совсем понимаю, что ты хочешь услышать. Рецепт? Весь путь? Почему не послал её к такой-то матери, когда явилась? А кто пошлёт, когда предлагают такое? У неё было, чем меня купить. Никто не давил на меня, не заставлял принять решение тут же. Но я принял. Сразу. И потом не сомневался. Долго ещё не сомневался… Это было… интересно. Захватывающе, сбылась мечта идиота…
— Она- это Роми?
— Роми… Ромиль Эннаваро. Рэм, — он усмехнулся. — Упрямая рыжая дрянь с благими намерениями. Она хотела вытащить Алэя из депрессии и знала, кто может это сделать. Она торопилась… Я бы и сам, наверное, раскрылся в скором времени. По крайней мере, по её первоначальным словам, мой потенциал зашкаливал так, что удивительно, как я так долго уворачивался от дыр в Плешь. Как так я дожил до двадцати девяти лет и ни разу ни в чем себя не проявил. Разве что в разгильдяйстве и пофигизме! Возможно, мир атради просто не хотел принимать еще одного майоти, — он с кривой улыбкой осекся. — Впрочем, ты спрашивала- как. Она пришла. Рассказала. Показала. Я поверил. В чудесный, многомерный мир, в свою уникальность, в возможности, в ответы, которых мне никогда не найти на Нэште, даже если мой народ выйдет в космос. В то, что вещи не всегда то, чем мы их видим. Много во что. Мне кажется, что сначала она хотела устроить из этого всего шоу. Знаешь, такое, с торжественной частью в стиле «скажи»«да», и твоя жизнь изменится». Но не устроила. А потом были самые долгие три года моей жизни. Роми мне соврала, не во всем, конечно, но во многом. Она соврала и Алэю. Не сказала ему ничего вообще… Может быть, при всех её разговорах о моей силе- она боялась, что это не сработает. Что Плешь меня так и не пропустит. Что мой великий потенциал не больше, чем потенциал местечкового колдуна. Огромен для Нэшты, ничтожен для атради. Они ведь считают, что подтолкнуть- невозможно. Что Плешь либо пустит, либо нет, вне зависимости от желаний Смотрителей. Как бы там ни было, — он посмотрел на Миру. — Через год Плешь все так же оставалась для меня недоступной. И тогда Роми нацепила на меня наручник Тайко, чтобы я мог находиться здесь как можно дольше. Следующие два года солнце Тмиора выжигало мою кровь. Меняло меня. Понемногу. Это больно. Очень больно. Но это был мой выбор. Каждый день- маленькая смерть. Я не мог представить, как это будет, но не отступил.