Енот и Пума

Рушо Пит

— Известны случаи, — сказал Сова, — когда целые племена исчезали бесследно, оставляя на костре котелки с горячей похлебкой. Есть вероятность, что они ушли за дверь.

То есть уходили не одни только старики.

— Куда же они попадают? Что с ними делается?

— Не знаю…

— Ладно, Сова, не хочешь р-рассказывать — не надо. А что же видели там наши р-рразбойники? Кор-рабли? Мор-ре? Сокр-р-ровища?

Напрасно ты так, Пума. Все люди похожи. Кто-то увидел дом, в котором жил в детстве, кто-то сестер и братьев. Кому-то привиделись давно умершие родители.

Только этот ваш безухий. Я не понял, зачем он-то полез. Бедняга решил застрелить меня. Это было не правильно. Дверь никого не держит, она исчезает, но если кому-то захочется вернуться, он возвращается. Правда, это случалось на моей памяти только один раз. А этот безухий выстрелил. Выстрелил там, где стрелять нельзя. Там нельзя проделывать такие номера. Что ты думаешь об этом, Дрозд?

— Возможно, дверь теперь исчезнет навсегда, — ответил он, не скрывая, что держит за спиной два скрещенных пальца.

— А теперь, — Мертвая Сова Улаф, как флюгер на башне, указал на север, — надо поторапливаться. Мы с лейтенантом, к сожалению, быстро идти не сможем. У Стенфорда рана на ноге, у меня башмак развязан.

— А что видел в пещер-ре Джошуа? — спросила шепотом Пума у Дрозда, когда они тронулись в путь.

— Уверяю тебя, Пум, этому человеку было кого там увидеть. Но нас с тобой это не касается, это не наша жизнь.

Всю дорогу Вюртемберг был грустен и шел позади всех, один, как-то сгорбившись под тяжестью щита, которым даже не успел воспользоваться в бою с пиратами.

На закате старый Улаф привел отряд к подножию большого пологого холма.

Постройки у вершины склона среди пихт и елей не оставляли сомнений: это были дома Буланже. Путешественников заметили, пока они поднимались в гору и Принцесса выбежала им навстречу.

— Ваше Высочество Принцесса Анна, — перекрывая все возгласы, громко сказал Сова, — Принцесса Анна, зовите всех, кто способен держать оружие, срочно.

Один Енот, беззастенчиво ехавший на плече хромавшего лейтенанта, не удивился.

— Сюрприз! — радостно пропел Быстрый Олень, указывая на опушку леса в долине, так, будто у него там были спрятаны горячие плюшки. Никаких плюшек, разумеется, там не было. В тот момент, когда последний луч солнца померк за холмом, из леса вывалилось облако черного тумана и поплыло, стелясь над снегом, прямо на них.

— Успели, — сказал Мертвая Сова и вытер со лба пот, — Ваше Высочество, прикажите принести побольше факелов…

— Это Унгао Бо, — сама себе сказала Пума и сразу почувствовала, как у нее замерзли ноги, промокшие днем в ручье. Услышала, как хрустит обледеневшая кожаная бахрома на штанах и стучит сердце.

— Быстрый Олень, не откажите в любезности, — Сова был учтив, но серьезен, – начертите перед нами на снегу круги. Побольше кругов, сколько успеете.

Енот не заставил себя ждать. Он прыгал и, поворачиваясь на месте, как циркулем выводил кончиком хвоста круги на снегу.

Подошли Шарль де Жардэ, садовник Бингель и несколько рыцарей Анны с горящими факелами, мечами и боевыми топорами. Вся ее армия.

— Сейчас наш друг Бо сделается поотчетливее, — сказал Черный Дрозд, обращаясь

к Шарлю, — будьте предельно осторожны.

Дрозд был прав, но не ожидал того, что случилось. Темное облако на склоне сгустилось, оставив вокруг себя несколько грязных пятен поменьше. Унгао Бо обрел очертания звероподобной горы с короткими щупальцами по краям и маленькой головой на толстой шее, которая то появлялась, то исчезала с разных сторон его обширной туши.

— Я рассчитаюсь со всеми сразу, — звук голоса Унгао Бо глухо проваливался куда-то внутрь, как в бездонную бочку, свет факелов померк, сделался бледен, хотя огонь продолжал гореть.

— Мои новые друзья отомстят за меня, — медленно проговорил демон сумерек, и грязные пятна вокруг него начали превращаться в людей.

Первым Пума с ужасом узнала пирата с мушкетом, застреленного ею несколько часов назад. Все немногие погибшие в дневном бою собрались здесь. Вюртемберговский утопленник кашлял и держал отрубленную кисть со шпагой в левой руке. Покойники чернели в темноте, и даже лед на их рваной одежде не был светлым. На негнущихся ногах, натыкаясь один на другого, мертвые пираты пошли в атаку.

Пума не выдержала и выстрелила. Зазвенела тетива, и стрела воткнулась в грудь мушкетера. Его стальная кираса треснула, как орех, но он продолжал идти. Следующая стрела попала в середину лба, он даже не шелохнулся и шел, опираясь на ружье, загребая снег одеревеневшими ногами.

— Кугуарчик, ты хорошо стреляешь, — сказал мудрый Улаф, разжевывая ягоду мороженой рябины. Он держал большую гроздь красных ягод.

— Но во всяком деле есть свои тонкости, — добавил Дрозд.

— Угу, — подтвердил Сова, — дай-ка, деточка, стрелу. Он наколол на острие рябиновую ягоду, — у Ее Высочества Принцессы маршальский жезл тоже не березовый… — пробормотал Улаф себе под нос.

— Теперь, Пума, будь внимательна, — сказал он, обращаясь к Пуме, а заодно и к рыцарям.

— Как только один из них войдет в круг, очерченный хвостом нашего выдающегося ухоотрывателя и истребителя призраков, как только какая-нибудь падаль войдет в круг, Пума стреляет рябиновой стрелой, а вы, господа рыцари, бросаете в круг факел.

Приготовились…

Первым в кольцо наступил однорукий утопленник. Стрела застряла у него в шее, едва не пройдя навылет. Теряя горящие капли смолы, пролетел факел, и снег в пределах круга вспыхнул, как дрова в печке. Огонь взвился столбом, где-то высоко в небе мелькнула серая тень и исчезла. Пламя сразу же угасло, оставив после себя проталину с прошлогодней травой и лужу чистой воды.

Вторым, к огромному облегчению Пумы, был мушкетер со стрелой во лбу. Он тоже бесследно пропал. Остальные мертвецы поеживались от вспышек огня, но продолжали тупо брести вперед. Последним шел безголовый.

Через полчаса Пум-Пум устало села на снег, все пираты были уничтожены.

— Я всегда говорил, что Унгао дурак, — сказал Черный Дрозд.

— Надеюсь, ты никогда не говорил, что победить его легко? — поинтересовался Сова.

— Если бы это было легко, я давно бы ел картошку с солеными огурчиками.