Энриет. Логос 1
Шрифт:
— Да.
— Молодец.
— Понял, что надо делать?
— Да.
Пашик встал со стола, так и не съев ни одного вареника.
— Отдохни хорошенько. А мне пора идти.
Альвия подошла к нам с двумя большими стаканами, наполненными морсом.
— А как же попить?
— Спасибо, но я не хочу.
Спина старика исчезла в темноте улицы.
— Он как всегда. Когда о чем-то усиленно думает, ничего не ест и не пьет.
Глубоко вздохнув, Альвия плюхнулась на место Пашика.
— Пей, пока горячий. Мой морс самый вкусный.
—
Отпив пару глотков, я утвердительно покивал.
— Вкусно!
Затем мой взгляд упал на тарелки с варениками. Глаза округлились. А вареников то нет! Ни варенных, ни жаренных. Неужели я все съел? Неужели из-за этого Пашик ничего не поел? Внутри возникла вина.
Альвия проследила за моим взглядом и рассмеялась.
— Сильно же ты проголодался.
— Да, похоже на то — я виновато рассмеялся.
— Не за что. Перед тем, как пойти утром к Ульгиндре, зайди на кухню. Завтра на столе будет стоять тарелка с пирожками.
— Спасибо большое.
Альвия улыбнулась.
— Давно мне так часто не говорили спасибо. Это очень приятно.
Я улыбнулся в ответ. Затем сестра старика принесла еще тарелку с варениками, и мы вместе пили морс и пожирали еду Богов. Она болтала о домашних заботах и хлопотах. О том, что Пашик как ребенок, за которым только глаз да глазах. А я ел и улыбался, изредка поддерживания разговор.
На кухне ярко горели свечи. Они были как подиумы, на которых огоньки прыгали и скакали в диком и непонятном для людей завораживающем танце. Но танец был понятен самой главной части человека — душе.
Глядя на огонь, душа замирала и не моргала, боясь пропустить хоть один элемент танца. Она смотрела и наполнялась гармонией и теплом. Словно в самой душе загорался огонек, ослабший или вовсе потушенный от ветров судьбы.
Помещение было теплым, и легкий вечерний ветер с улицы не мешал покою. Я смотрел на Альвию и представлял какую-то некогда знакомую мне деревню. Я маленький, мне двенадцать лет, а передо мной старушка. Она улыбается и кладет на тарелку…вареники. Два варенных, и два жаренных. Губы мои слегка открылись и произнесли знакомое, но чужое слово.
— Бабуля.
— Бабуля? — Альвия прекратила свой монолог и уставилась на меня — Я бабуля?
— Что?
— Ты сказал, что я бабуля.
Я завертел головой.
— Нет, вовсе нет. Я просто вспомнил бабулю из родных краев. Мы с вами так сидим душевно, разговариваем. Мне стало хорошо, и мысли улетели в даль.
Альвия замолчала и глотком за глотком допивала свой морс. Закончив его, она сильным ударом поставила стакан на стол и посмотрела на меня. Щеки были румяные, взгляд слегка помутнел. Видимо, у нее был не совсем обычный морс.
— У меня нет своих детей, и мне приятно слышать, что меня кто-то называет бабулей.
Альвия посмотрела на мои уши и на запястье.
— Была бы моя воля, я бы освободила тебя от этих железяк, и ты стал бы моим сыном!
— А разве какие-то железки могут помешать? —
Ее руки потянулись ко мне, схватили голову и прижали к груди. Судя по запаху, у нее на самом деле необычный морс. Освободившись от объятий, я встал со стола и подошел к выходу.
— Что-то мы засиделись. Пойду спать. Завтра сложный день. И Вам, Альвия, стоит идти спать.
Да, ты прав — сестра Пашика засмеялась и понесла посуду к тазу с водой — Ты иди, Энри. А я помою и тоже пойду.
— Я помогу.
— Что ты, не надо.
Пока мы вместе мыли посуду, мы разговаривали о деревне и окрестностях. Надо будет обязательно выйти за ворота, хотя бы к маяку, и внимательней осмотреть всю окружающую действительность.
Интересно, а маяк тоже обладает какой-нибудь магической оболочкой или нет? Он мне с самого начала показался ну очень интересным.
Закончив с делами на кухне, я попрощался с Альвией и вышел на улицу. Позади себя я услышал, как тихо она запела. А у нее красивый голос.
Улица была укутана одеялом, и ни одному лучу светила не было места на земле. Деревня была тихой и безмолвной. Лишь шепот деревьев под беготней ветра да редкие переклички собак нарушали господствующую тишину. В такие моменты я всегда вспоминаю цитаты из любимых фильмов. Не знаю почему, но вспоминаю. А вспомнив, пробую их на вкус. Эти фразы наполнены жизнью, ведь каждое слово было написано кровью, мучением и волнением людей, которые верили, надеялись и любили.
— Будем жить.
Набрав в грудь воздух и шумно выдохнув, я вышел за оградку и побрел по улочкам деревни. Было темно, но это вовсе не мешало. Я наслаждался каждым моментом, каждой деталью ночи. Даже, казалось бы, мешающая темнота дополняла пейзаж, и уже не хочется относить ее к категории мешающих. Такой прекрасный вечер!
Строгий рационализм говорил мне использовать магическое зрение — вдруг тут есть необычные дома или еще что-то интересное внезапно вскроется, но гуляющая душа хотела гармонии и спокойствия. Она не хотела ничего. Она лишь просила, чтобы ноги вели ее по новым местам, а легкие передавали ей ветер, который нашептывал душе все, что сам услышал за целый день.
В домах уже не горел свет, и, кажется, я единственный кто бродит по улице.
— Стой. Ты кто?
Я обернулся и увидел двух мужчин. Они были одеты в обычные мешковатые штаны и рубашки. В руках держали копья с толстыми древками.
— Добрый вечер. Я гуляю, а вы?
— Энри? А, тот самый раб-воришка? — дружинники засмеялись — опять воровать пошел?
— Эй, не сердись — второй стражник примирительно поднял руки — мы же вязали тебя там в лесу. Ты такой слабый, что даже кошка в нашей деревне защитит дом от такого вора как ты.
В этот раз дружинники не засмеялись, а заржали.
— Очень смешно. Я могу идти или как?
— Да, конечно, можешь — сказал первый стражник, который меня окрикнул в самом начале — только больше не броди. Лучше домой идти.