Энтони Джон

Джером Клапка Джером

Тетка была очень рада, услышав о результатах визита Энтони к викарию.

— Я не удивлюсь, если он все же спасется, — сказала она. — Во всяком случае, мы сделали для него все, что могли.

Старый Симон вернулся в железнодорожный вагон. Он как будто понимал, что все конечно, стал быстро чахнуть, сердце его еле билось, и однажды утром пса нашли мертвым.

Между Энтони и молодым Моубри возникли дружеские отношения. Несомненно, Эдвард Моубри подал для этого первый повод, но Энтони нравился симпатичный и милый характер Эдварда. Отец Моубри также хорошо относился к Энтони, и он сделался частым гостем в приорате.

Мистер Моубри был приятным и красивым джентльменом

лет пятидесяти, который, как говорили, больше любил удовольствия, нежели работу. Он любил охотиться с гончими и считал себя одним из лучших стрелков в округе. Был вдов. Ходили слухи, что замужество было для его жены не особенно приятным, что он пренебрегал ею и изменял. Но это не было похоже на правду, так как мистер Моубри всегда восторженно отзывался о своей жене, и часто на его глазах были слезы, когда он говорил о ней. Ее портрет, работы Орчардсона, висел в столовой, как раз против стула мистера Моубри, лицо было необычайно привлекательно, строго красиво. Вся прелесть была в глазах. Они как будто говорили. Очень часто, во время паузы в разговорах за столом, мистер Моубри поднимал бокал и молча пил за нее. Он очень гордился своим великолепным старым портвейном, и большинство его друзей разделяли его вкус. У него было только двое детей: Елизавета и Эдвард. Она была старше года на два. У нее были мамины глаза, но лицо не было привлекательно. Энтони сначала боялся ее, да и она не обращала на него никакого внимания. Ее считали эксцентричной, потому что она не интересовалась играми и удовольствиями. В этом отношении они совершенно расходились с отцом. В более поздние годы ее, наверное, стали бы называть синим чулком.

Эдвард и его сестра ввели Энтони в область политики. Они были ярыми реформистами. Они мечтали о мире, в котором совсем не было бы бедняков. Даже были уверены, что это возможно еще при их жизни, по крайней мере в Англии. Эдвард был наиболее нетерпеливым. Он думал, что необходима революция, и Елизавета (или Бетти, как ее называли домашние) когда-то была того же мнения. Но потом изменила свой взгляд. Она указывала на опыт Французской революции. Да и нужды в ней, по ее мнению, не было. Все могло быть сделано путем выборов. Должны явиться новые вожди, люди стать разумнее и благороднее. Должны появиться лучшие законы. Все дурное и себялюбивое уйти в прошлое. Грязные и душные дома предстоит снести, на их месте выстроить светлые, удобные жилища, так чтобы и бедняк мог жить прилично и чувствовать себя как дома. Нужно найти работу для всех, нужно раз навсегда покончить с ужасом безработицы. Это очень легко сделать. Для всех хватит работы, если правильно управлять миром, платить хорошую заработную плату, чтобы у каждого оставались некоторые излишки для удобств, для развлечений. Детей следует воспитывать так, чтобы со временем не осталось бедняков и чтобы были уничтожены классовые различия. Единственное, что для этого нужно, — вожди, безразлично, богатые или бедные.

Они бродили в районе болот. Ветер заставил Бетти снять шляпу и расцветил ее щеки. Энтони любовался ее глазами, блестевшими под густыми бровями.

Разговаривая, они сбились с дороги и теперь спускались с холма по тропинке. Горный поток преградил им путь. Он несся с камня на камень и увлекал за собой древесные корни. Эдвард поднял ее на руки, чтобы перенести через поток, но на берегу остановился, не доверяя своим мускулам.

— Будет лучше, если тебя перенесет Энтони, — сказал он, ставя ее на землю.

— Не стоит, — сказала она, — я не боюсь замочить ноги.

Но Энтони уже поднял ее.

— Вам не тяжело? — спросила она.

Он засмеялся и вступил в русло

потока, а потом долго еще не опускал на землю, объяснял, что слишком сыро. Ему было приятно чувствовать тяжесть ее тела.

VII

Был канун отъезда молодого Моубри в Оксфорд. Бетти собиралась ехать с ним, чтобы помочь брату устроиться. До начала учебного года оставалось несколько свободных дней, и Бетти хотелось познакомиться с Оксфордом. Энтони пришел попрощаться.

Мистер Моубри был на обеде, который давал мэр города, и трое молодых людей оказались предоставлены самим себе. Бетти пошла в людскую, чтобы отдать какое-то распоряжение. Год назад умер старый управляющий, и Бетти взяла на себя все хлопоты по хозяйству. Они сидели в библиотеке. Большой столовой пользовались только когда бывали гости.

— Заходите сюда, когда я уеду, — сказал Эдвард. — У Бетти немного друзей, и она любит болтать с вами.

— А я страшно люблю разговаривать с ней, — ответил Энтони, — но я не знаю, будет ли это прилично.

— Ну, что за глупости, — сказал Эдвард. — Кроме того, не все ли равно, что принято и что не принято? Разве не может быть дружбы между мужчиной и женщиной?

Бетти вошла как раз в этот момент, и ее спросили, что она думает по этому поводу.

— Да, мне было бы жалко, если бы пришлось отказаться от бесед с вами, — сказала она и обратилась к Энтони с улыбкой.

— Сколько вам лет?

— Шестнадцать.

Она казалась удивленной.

— Я думала, вам больше.

— Только что исполнилось шестнадцать, — уточнил он, — все постоянно думают, что я старше. Матери всегда приходилось спорить с кондукторами трамваев, они утверждали, что мне ближе к пяти, чем к трем. Она совершенно серьезно думала о том, чтобы зашить копию метрического свидетельства в мою шапку.

Он рассмеялся.

— Вы еще мальчик, — сказала Бетти, — мне около девятнадцати. Да, приходите почаще, навещайте меня.

Эдвард думал провести в Оксфорде три года. А потом вернуться в Мидлсбро и продолжить отцовское дело. Фирма отца называлась «Моубри и двоюродные братья», но «двоюродные братья» давно умерли, и все дело должно было перейти к Эдварду.

— Почему бы вам не подготовиться и не поступить также в Оксфорд? — сказал он вдруг, обращаясь к Энтони. — Вы могли бы попасть туда совершенно легко, что же касается средств, то я попросил бы отца, он бы помог. Он о вас очень хорошего мнения. Сделайте это, для моего удовольствия.

Энтони покачал головой:

— Я уже думал об этом, но мне страшно.

Эдвард с недоумением посмотрел на друга.

— Что же тут может быть страшного? — спросил он.

— Мне страшно за себя, — ответил Энтони, — никто бы не поверил, но, если я себя распущу, то стану мечтателем. Это у меня от отца. Попади я в Оксфорд и окажись посреди всех этих старинных колледжей и садов, я не смогу побороть себя. Я кончил бы тем, что стал бы самым обыкновенным студентом. Мне и здесь приходится бороться с самим собою.

Эдвард и Бетти стали прислушиваться к нему, внезапно заинтересованные его словами. Девушка наклонилась вперед и положила подбородок на скрещенные руки. Энтони встал и подошел к окну. Полянки еще не были скошены. Он посмотрел вниз, на Мидлсбро, который начинал утопать в темноте.

— Вы, вероятно, не понимаете, о чем я говорю, — сказал он. — Бедность, страх, вся жизнь — сплошная борьба за лучшее будущее.

Он повернулся и окинул взором мягко освещенную комнату с расписным потолком, роскошным камином, бархатными занавесями, прекрасными картинами и персидскими коврами.