Эныч
Шрифт:
Плухов достает платок, сморкается.
Звонит телефон. Генерал вытирает платком пальцы, берет трубку. Докладывают об установлении наблюдения за объектом. Энов в вытрезвителе. Спит. Генерал просит проявить максимум внимания и осторожности.
— Да, капитан, — говорит он Дельцину, — мы с вами были правы. Энов — птица высокого полета. Четвертый раз за полгода проделывает трюк с вытрезвителем.
Дожевав крылышко, генерал запивает его ананасовым соком.
— Слушаю вас, капитан, продолжайте.
— Сейчас главное — не спугнуть Энова. Через него мы
— Вот именно! — подхватывает Плухов. — А если поведем хитрую игру с резидентами, так выйдем и на западные центры. Узнаем, где у них производятся эти штуковины, закупим и ударим по их чугунолитейным заводам тем же оружием!
— Не будем так далеко заглядывать в будущее, генерал. Дел пока хватает у нас и сегодня.
Снова звонит телефон. Докладывают с чугунолитейного. За ночь сделан отвод от центральной трубы. В ближайшие часы завод обещают пустить. Генерал сообщает об этом Дельцину.
— Прекрасно… Итак, — продолжает тот, дожевав последний кусок бастурмы, — наблюдение за квартирой, вытрезвителем и кафе установлено, спецохрана завода и других стратегически важных объектов усилена, в город с утра выйдут особые группы… А основную часть всей операции я беру на себя.
Плухов согласно кивает.
— Генерал, — Дельцин кладет вилку на серебряный поднос, — у вас есть салфетки?
3
Раннее пасмурное утро. Дождь. Эныч и Кувякин выходят из ворот вытрезвителя. По асфальту бегут грязные струйки воды. Эныч без пиджака. Холодные капли попадают за воротник. Съежившийся Коля, отстав от Эныча на полшага, пошмыгивает носом.
— Да, Эныч, дали мы вчера с тобой маху. Надо было последний пузырь у себя во дворе шлепнуть. Что ни говори, а родные стены всегда вытащат. А ведь говорил я себе: «Пора уходить, Коля…»
Мутные струйки собираются в лужи, которых приятели не замечают. Изредка Энычу и Коле попадаются навстречу зонты и сумрачные лица прохожих.
— Ну так что будем делать, Эныч? — спрашивает Коля. — Надо чего-то думать…
— Думаю, — отвечает не оборачиваясь Эныч.
Коля хмыкает, углубляясь в свои невеселые мысли. Через минуту спрашивает:
— Ну как? Что придумал?
Грузно ступая, Эныч продолжает свой путь.
— Трупы мыть будешь? — предлагает он.
— Там все забито. Туда к четырем утра подходить надо.
— Тогда разгрузим вагон с цементом.
— Да ты что, Эныч. Сдохнем.
— Тогда не знаю, — говорит Эныч. — Думай сам.
— Да… — Коля поднимает воротник своего пиджака. — Задача. Я, конечно, могу зайти к Володьке-солдату, но он мне не даст. Прижимистый он. Вот если бы кто-нибудь другой попросил… Например, ты. — Коля останавливается. — Слушай, Эныч, а это идея!
Эныч продолжает идти. Коля разочарованно смотрит ему в спину.
— Ну, может, тогда…
— К солдату идем, — отчеканивает Эн Энович. Довольный Коля, идя вслед за другом, инструктирует того.
— Солдат обычно у гаражей околачивается, — объясняет Коля. — А денег у
— А отдавать кто будет? — спрашивает Эн Энович.
У Коли развязывается шнурок на ботинке. Поравнявшись спустя минуту с товарищем, он отвечает:
— Не боись, Эныч. Я с автобазы шланг экспроприирую. Во-лодьке-солдату он для перевозки мебели нужен. Так что под шланг и занимай. Солдат тебя уважает.
…Володьки возле гаражей нет. Приятелям подсказывают, что он торгует лосьоном и «тройным» на вокзале. Окрыленные надеждой на успех, друзья отправляются по указанному адресу.
На вокзале, переступая через тела отдыхающих-ожидающих, они продвигаются в направлении заколоченного буфета. Однако солдата-спасителя на рабочем месте не оказывается. Коля и Эныч стоят потерянные. Неожиданно перед ними возникает немой. Мычит, отзывает за буфет. В проеме между обшарпанной сырой стенкой и досками буфета немой достает из кармана несколько самодельных перелистных календариков. Все они умещаются на ладони Эна Эновича. Коля с ленцой разглядывает фотографии усатого вождя-грузина в маршальском кителе, мальчиков и девочек, писающих неподалеку от какой-то раскоряченной башни, и ангела, стреляющего в испуганную даму со сладострастным лицом.
Немой мычит, трясет вертикальным пальцем.
— Тебе что, рубль нужен? — тупо глядя то на календарики, то на немого, спрашивает Эныч.
Немой забирает товар, прячет, принимается усиленно жестикулировать. Лицо его обретает многозначительное выражение. Затем он поднимает большой палец к самому Колиному носу, и в руках у Кувякина оказывается календарик покрупнее. Большой палец сменяется тремя рядовыми. Коля неохотно переворачивает странички с голыми расплывшимися девицами. Продолжая мычать, торговец перемещает три пальца к глазам Эна Эновича, у которого по скулам начинают гулять желваки.
— Чего размычался? МДАЗВОН, — прерывает Эныч гримасничанье.
— Давай, парень, дуй отсюда, — говорит Коля.
Немой выхватывает календарик и покидает проем. Его несостоявшиеся покупатели выходят следом. Коля предлагает поискать солдата на перроне.
По залу тем временем разливается трель колокольчиков. Отдыхающие отрывают от пола сонные головы, ворочают ими, прислушиваются к непонятным веселым звукам. Женщина с грудным ребенком, сидящая на узлах у выкрашенной под мрамор колонны, окликает торопящегося к выходу немого:
— Мужчина! Эй, мужчина, вы обронили что-то!
— Пошла ты!.. — огрызается немой. Выбегает из зала, утягивая с собой волшебные звуки.
Орет проснувшийся младенец. Кто-то поблизости заходится кашлем. В центре зала что-то громко падает. Головы отдыхающих возвращаются на места.
Эн Энович и Коля стоят на перроне. Володьки-солдата здесь тоже не видно. Удаляется хвост пассажирского поезда. Мимо приятелей проходит носильщик, толкая пустую тележку. Останавливается рядом с ними, шутит: