Эоловы арфы
Шрифт:
В этом доме, где так любили всякую игру и затею, так ценили хорошую выдумку и острое словцо, нередко после визита нового гостя даже собирались на специальный совет, чтобы решить, какое прозвище дать новичку. И всегда нужное слово находилось.
— Так как же мы назовем Луи Блана?
— Нарцисс! — кто-то предложил тотчас.
— Банально, — отверг Маркс.
— Прелестная малышка, — сказала старшая дочь.
— Это лучше, но не исчерпывающе.
— Крошка Цахес? — неуверенно проговорила Лаура.
— Мало чем отличается от
— Может быть, наоборот, Титан или Трибун? — спросила жена.
— Нет, — решительно возразила Елена, — по мне, тут одно только имя подходит — Кот, мартовский Кот.
Дебаты были долгими, жаркими. То и дело слышалось:
— Голиаф!
— Щеголь!
— Денди!
— Оратор!
— Подзеркальник!
И каждый настаивал на своем, и все приводили убедительнейшие доводы в пользу именно такого, а не иного прозвища, и все шумели, кричали, горячились.
Наконец Маркс сказал:
— Оставим спор. Давайте обратимся к Энгельсу как к арбитру. Отправим ему все прозвища, что пришли нам тут в голову, и пусть он выберет из них или придумает свое.
Так и сделали, хотя это никого не успокоило и все продолжали предлагать новые и новые прозвища. На второй день после того как отправили письмо в Манчестер, Лаура во время вечернего чая воскликнула в сердцах:
— Может быть, Луи Беспрозванный, черт побери!
И тут Маркса осенило.
— Позвольте, — изумленно проговорил он, — что же это мы ломаем головы, когда у него уже есть прозвище! Как я мог забыть! Французские рабочие давно зовут его Луи Маленький. Рядом с Луи Наполеоном это звучит выразительно, и ничего лучшего нам не придумать. Я уверен, что Фридрих будет изумлен нашим письмом и посмеется над нами.
Через несколько дней пришло письмо от Энгельса. Маркс оказался прав: Фридрих действительно очень удивился забывчивости своих лондонских друзей и советовал им впредь не ломиться в открытые двери.
Дружеская усмешка всех примирила. Все согласились:
— Луи Маленький.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Большой и богатый зал ресторана "Золотой лев", одного из самых фешенебельных в Брайтоне, был почти пуст: последний день сентября — сезон кончается, уже многие отдыхающие разъехались, а кроме них, посетители здесь не так уж часты, особенно в будний день.
Лакеи уныло и сонно цепенели на своих местах. Лишь когда открывалась входная дверь, они оживлялись, настораживались, следя за тем, куда, к какому столику направится редкий гость.
Было около восьми, когда дверь распахнулась и вошел высокий, элегантно одетый молодой господин. Он внимательно оглядел зал и направился к уединенному столику у окна, в углу. Лакей, обслуживавший этот столик, мысленно поблагодарил вошедшего за выбор, в то время как у всех остальных его собратьев невольно навернулись на язык слова досады. "Ах, черт!" воскликнул про себя один. "Ну куда ты!" — прошептал второй. "Везет
Лакей, которому повезло, действительно был уже в весьма почтенных летах и хорошо знал дело. Он не кинулся тотчас к своему новому клиенту, зная, что нельзя показаться назойливым, что надо человеку дать осмотреться, освоиться, изучить карту. Но и промедлить тоже опасно. Выбрав момент, какой ему подсказывали многолетний опыт и профессиональная интуиция, то есть именно тот, что и следовало, лакей подошел к столу.
— Добрый вечер, сэр. Вы весьма мудро поступили, решив провести остаток этого дня у нас.
Молодой господин кивнул в ответ головой и улыбнулся, сделав вид, будто не знает, чего на самом деле стоит эта заученная приветливость.
— У нас получена партия прекрасного портвейна, — с гордостью и в то же время с оттенком доверительности сообщил старик.
— Отлично. Принесите бутылку. А свежие ли у вас омары?
— Я очень сожалею, сэр, но, — лакей с выражением как бы скорбного достоинства чуть склонил голову, — омаров нет совсем: сегодня среда. Раньше они у нас были, разумеется, всю неделю, а теперь только по субботам и воскресеньям. Увы, кризис…
— Кризис добрался и до вас?
— И до нас и до омаров, сэр!
Это была, вероятно, уже незаученная шутка, и гость улыбнулся ей вполне искренне.
— Жаль, жаль, — сказал он и стал делать заказ с поправкой на печальное отсутствие, видимо, очень любимых омаров. Заказ был обстоятельный, тонкого вкуса и, что особенно вдохновляло лакея, на две персоны. "Любовное свидание, конечно", — решил он, направляясь на кухню.
Когда портвейн был принесен, молодой господин тотчас налил себе полрюмки, посмотрел вино на свет, сделал два-три мелких глотка, пошевелил губами и сказал:
— Это действительно неплохой портвейн, но ему надо еще недели две-три полежать.
"О, да вы, сударь, штучка непростая! — с восхищением подумал лакей. Знать, не так молоды, как выглядите. И, видно, слишком уж хотите угодить своей крошке".
— Вместо этого портвейна принесите бордо компании "Детурнель".
— Шато д'Арсен вас удовлетворит?
— Прекрасно, Шато д'Арсен!
— А как прикажете быть с этой бутылкой портвейна?
— Можете выпить ее за мое здоровье и за мой счет.
Предвкушая радость свидания, клиент был, судя по всему, в отличном расположении духа.
Когда лакей через несколько минут вернулся с бутылкой бордо, молодой господин сидел на другом стуле. "Понятно, — усмехнулся про себя старик, он боится упустить тот высокоторжественный и радостный миг, когда в дверях покажется его красотка".
— Вот еще что, — медленно проговорил гость, пристально оглядывая стол, уже почти обретший завершенность прекрасной картины большого мастера. — Пожалуйста, уберите хризантемы, а вместо них поставьте несколько гвоздик.