Эпидемия FV
Шрифт:
На сотовом — три не принятых вызова. Два — Аня, один — Даша. Ладно, с этим разберемся позже.
Так, уже хорошо… отсутствовал он недолго. Второй вопрос — где он. Женя огляделся по сторонам. Автобус ехал по самой окраине Сосновского района, в сторону центра. То есть он давно проехал свою остановку, промотался где-то полтора часа, после чего вновь сел в автобус и поехал обратно. Спасибо, что хоть очнулся он даже до того, как проехал свою остановку вторично, и что вообще не укатил обратно в центр. Бывало и хуже, при чем гораздо хуже.
Женя оглядел себя с ног до головы.
Спрашивается, где он был все это время? Ответ очевиден: черт его знает! Все как обычно, и от дома он относительно не далеко. Ехать осталось минут десять. Что ж, надо позвонить Ане — чего это она так настойчиво его искала?
Он достал телефон, намереваясь набрать ее номер, когда, вдруг, отчетливо ощутил у себя между лопаток чей-то взгляд. Женя обернулся… В полупустом автобусе ехали от силы человек десять, так что выискивать того, кто так пристально наблюдает за ним, не было нужды. Он сразу же увидел ее. Девочка лет семи, в школьной форме, сидящая через три сиденья от него с молодой красивой женщиной. Их сходство бросалось в глаза — почти наверняка мать и дочь.
Поймав его взгляд девочка вскрикнула, и закрыла лицо руками, что не могло не привлечь внимания матери.
— Что случилось? — она говорила негромко, но Женя все же слышал ее. Девочка ответила совсем уж шепотом, так что ее слов он не расслышал, но ответ матери он слышал хорошо. — Опять? Не думай об этом.
— Он не знает, понимаешь! — уже громче сказала она, делая попытки встать, но мать удержала ее.
— И ты не знаешь. Тебе нет до этого дела.
— Но мама…
— Простите, — вставая, сказал Женя. Разговор явно шел о нем, и какое-то шестое чувство подтолкнуло его, подсказав, что он должен выяснить, о чем именно идет речь. — Но можно узнать, чего именно я не знаю? Мне показалось, что вы говорите обо мне.
— Вам показалось! — резко бросила мать.
— Нет, мы говорили о вас! — быстро сказала девочка, — Присядьте, я должна вам кое-что сказать. Мама, возьми меня на колени.
Женя украдкой огляделся по сторонам. Остальные пассажиры дремали — поглядывали на них, но без особого любопытства. Скандала не намечалась, никто ни с кем не ругался — на что же тут смотреть?
Мать проворчала что-то себе под нос, но усадила дочку к себе на колени, освобождая Жене место. Теперь их лица находились почти на одном уровне, и девочка, подавшись к нему, едва слышно прошептала ему на ухо.
— Внутри вас — зло!
Где-то под солнечным сплетением что-то ворохнулось, а к горлу подступил комок. Первым его побуждением было вскочить, рассмеяться, сказать матери что у ее дочки явно не все в порядке с головой, вернуться на свое место и докемарить до своей остановки. Забыть об этом ребенке, как он каждый раз выбрасывал из головы мысли о том, где он бывает, когда перестает быть самим собой.
Но Женя остался…
— Почему ты так решила? — спросил он.
— Простите нас, — вмешалась мать. — Моя дочка очень впечатлительная. Она не хотела вас обидеть!
— Мам, помолчи! — с недетской серьезностью
— В каждого в душе есть немного зла, — возразил он.
— Немного — у каждого. У некоторых его много, но они знают об этом. Некоторые пытаются контролировать это, кого-то это даже получается. Но вы не можете, потому что даже не знаете о том, что в вас живет зло. Я никогда еще не ощущала такой силы!
— И что же мне делать?
Он не иронизировал, он спрашивал абсолютно серьезно. Вот так, сразу, безоговорочно, он поверил этому ребенку. Поверил, нутром чувствуя, что она права. Что в его душе живет что-то такое, что чувствует эта малышка. Что-то, что пугает ее. Да чего там, это что-то давно пугало его самого.
— Я не знаю, — подумав, ответила девочка. — Я чувствую его в вас, и все. Чувствую, что оно очень сильно…
— Оно сильнее меня? — спросил Женя, и затаил дыхание в ожидании ответа.
— Не знаю. Если вы создали его, то вы сильнее. А если оно вас, то сильнее оно.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Я иногда сама не понимаю, — опечалилась девочка. — Я просто чувствую.
Автобус притормозил на остановке, но поскольку она пустовала, и выходить никто не собирался — поехал дальше. На следующей остановке Жене пора было выходить.
— Вы выходите на следующей, — напомнила девочка.
— Знаю, — уже не удивляясь тому, что это знает она, ответил он. — Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
— Кажется, нет… — грустно ответила она.
— Как мне избавиться от него? Или, хотя бы, как понять, что оно из себя представляет?
— Я не знаю… Я чувствую, что какая-то ваша часть знает об этом, но когда-то давно, еще в детстве, вы запретили сами себе даже думать о нем. Когда-то вы знали, но заставили себя забыть.
Детство… Он и сам чувствовал, что что-то скрывается там, в глубинах памяти, на самой кромке воспоминаний, отделяющих память от детского беспамятства. Что-то, омытое кровью. Что-то, чего он не мог вспомнить.
— Спасибо… — поблагодарил он. — Я постараюсь найти это зло. И тогда посмотрим, кто из на сильнее.
— Это хорошо, что вы хотите этого. У вас может получиться…
— Скажи, а ты не чувствуешь, что происходит сейчас в городе? — спросил Женя, и тут же почувствовал озлобленный взгляд матери. Кажется, девочка тоже ощутила мамино недовольство.
— Мама с папой старались не дать мне этого узнать. Запрещали включать телевизор, чтобы я не увидела новостей. Но я чувствую… Чувствую зло. Другое, не такое как ваше. Большое, опускающееся на город.
— А ты не чувствуешь, откуда оно исходит? Не от плотины?
— Оно опускается сверху. Оно уже опустилось, и теперь расползается.
По коже Жени поползли мурашки.
— Вам страшно? — спросила девочка, глядя на него небесно голубыми глазами.
— Страшно, — признался он.
— И мне страшно. Ваше зло — оно только ваше. Оно может выплеснуться на других, может навредить, но оно ваше. То же, что пришло в город, расползается по всем людям. Ваше живет в вашей душе, а это селится в телах.