Эпидемия FV
Шрифт:
Это я отшвырнул его! Я!
прикрыл глаза, борясь с возникшей слабостью и головокружением, и вот уже он лежит на земле, и видит перед собой искаженное болью Анино лицо.
Бабай вырвался!
Он вскочил на ноги в тот же момент, когда ее голова коснулась земли. Случилось что-то плохое, что-то страшное, в сравнении с чем «голое безумие» казалось несущественной мелочью. И виной этому был он…
Нет, не я!
Это я его выпустил! Я позволил ему выйти!
В памяти всплыло личико юной Насти, и ее губы, беззвучно шепчущие слова:
«Внутри вас зло!»
— Аня! Что с тобой?
— Кажется… — она захрипела, и из уголка ее губ побежала струйка крови. — Кажется, я умираю.
Она действительно умирала — Женя ощущал это шестым чувством. И это он убил ее! Не думая, что он делает, стараясь не думать — доверившись шестому чувству, Женя запустил руку под Анину блузку, положив ладонь на живот, чуть ниже пупка.
Тан-тьен…
Слово, мелькнувшее в голове, обозначало какую-то точку на теле. Нет, не «на» — «В» теле человека. Но откуда он знал ее название, и что такое этот тан-тьен?
Нет, не думать! Действовать! Довериться интуиции! Довериться живущей внутри него силе. Сейчас Бабай подчинялся ему, а не творил зло по собственной воле. И он заставит его исправить содеянное! Белая пелена затуманила зрение, и Женя испугался, что вновь потеряет контроль над собой. Вновь отключится, и натворит еще больше дел, но потом понял, что сегодня все не так, как было обычно. Сейчас он зол не на кого-то другого — он зол на себя. На свою слабость, и на пользующуюся этой слабостью силу. На то, что жило в нем, и что он за неимением другого слова называл Бабаем.
— Сегодня ты будешь делать то, что скажу тебе я! — прошептал он, крепко стиснув губы. — Ты исправишь то, что сделал! Ты спасешь ее!
— Зачем?
Теперь у Жени не оставалось сомнений, Бабай был личностью, его вторым «Я», осознававшим свою сущность и свою силу.
— Потому что… Потому что ты не имеешь права убивать!
— В самом деле? — Бабай был искренне удивлен.
— Да. Верни ее. Я знаю, ты можешь.
— Могу. Но стану ли? Она такой же человек, как те, кого мы с тобой убивали. Как те старики, как пропитые алкоголики. Пройдет лет тридцать, и она станет таким же ничтожеством. Такой же, как те, кого мы убили до нее.
— Не мы! Ты!
— Нет. Мы! Скажешь, ты не хотел их смерти? Вспомни старика, переломившего хребет коту. Вспомни того, который отдавил тебе ногу в автобусе, да еще и заявил что виноват в этом исключительно ты. Скажи, что не хотел их смерти?
— Ладно, хотел… Но Аня ничего не сделала!
— Пока не сделала! Только лишь пока! Ты еще не умеешь заглядывать в души, а я — умею. Через двадцать — тридцать лет она станет такой же, как те, кого
— Но сейчас она не такая. И ты не можешь знать будущего! Верни ее, пока не стало поздно!
— А если я откажусь?
— Тогда я убью тебя!
Он чувствовал, что может это сделать. Легко! Просто нужно вообразить себе Бабая, и мысленно сдавить ему горло…
— Я бы на твоем месте не стал этого делать. Мы нужны друг другу. Видишь, что происходит? «Голое безумие» разрастается…
— Знаю. Но если ты сейчас же не вернешь Аню, я убью тебя!
— Хорошо… Просто делай то, что я велю тебе.
Он давал указания не словами — Женя чувствовал, что нужно сделать. Ладонь, лежащая на Анином животе, вздрогнула, а затем по ней растеклось тепло, переходящее в жар. Тан-тьен… Точка концентрации энергии человеческого организма, известная еще монахам Шао-линя. Человек умирает не от того, что останавливается его сердце, или перестают работать легкие. Он умирает от того, что иссякает энергия в Тан-тьене. И если влить в него новую порцию энергии — можно исцелить самые страшные раны и болезни.
Даже монахи, постигшие тайну Тан-тьена и научившиеся расходовать ее целенаправленно, например повышать ее выброс во время боя, и ставить Тан-тьен «на подзарядку» на ночь, не умели переливать энергию из одного тела в другое. Женя, руководимый живущим в нем существом, обладал этим знанием.
Его энергия, его жизненная сила сейчас перетекала в Анино тело. Он отдавал ей свою жизнь…
Уловив его мысли, Бабай ответил на невысказанный вопрос.
— Очень много сил ушло на то, чтобы остановить грузовик. Теперь еще она. Да, мы будем истощены почти полностью, но мы не умрем. Мы можем втянуть в себя чью-нибудь жизнь. Это легко…
— Ты уже делал это?
— Мы! Мы делали это! Мы с тобой едины и неделимы. Перестань думать обо мне как о самостоятельном существе, как о втором сознании, живущем в твоей голове. Я — не пришелец, поселившийся в твоем теле. Я — это ты!
— Ты чудовище!
— Мы — чудовище! Называй меня Бабаем, если тебе так нравится это детское словечко, но не забывай о том, что я — часть тебя. Да, ты можешь убить меня, но тем самым ту убьешь и частичку себя.
— А ты? Ты можешь убить меня?
Женя почувствовал, что его слова попали в цель. Догадка была верна. Он мог убить Бабая, и потерял бы при этом многое, но он мог бы жить без этого кусочка зла, ютящегося в его душе. Бабай же зависел от него. Его смерть была бы и смертью Бабая. Это было приятной новостью…
Анины веки едва заметно дрогнули — она приходила в себя. Женя же с каждой секундой все больше и больше ощущал растущую слабость.
— Нам нужно подпитаться…
— Потом! Все потом! Все равно сейчас рядом нет никого.