Эпидемия. Начало конца
Шрифт:
Или на миг, овеянный покоем.
Данте Алигьери. Ад
20 декабря
Парковая автострада Генри Гудзона
Инвуд-Хилл, Манхэттен
20:32
11 часов 31 минута до предсказанного конца света
Патрик Шеперд вслед за Вирджилом вышел на Риверсайд-драйв. По пустынной дороге они добрались до одиннадцатимильной парковой автострады
Впереди простиралось море автомобилей. Они стояли тесными рядами — бампер к бамперу, дверца к дверце, почти касаясь бетонных разделителей между полосами движения. Три ведущие на север полосы слепили светом фар неподвижно застывших машин. На трех других горели гирлянды красных огней задних фонарей автомобилей. Они тянулись вдоль берега реки, изгибались и поднимались по пандусу, который вел к взорванному мосту Джорджа Вашингтона.
Все замерло без движения. Хаос мегаполиса растворился. Лишь свист ветра да гудение нескольких моторов, сжигающих остатки бензина.
— Вирджил! Что здесь произошло?
Бородатый старик прижался лицом к стеклу ближайшего внедорожника.
— Чума, — наконец произнес он.
Сжимая в руках деревянную коробочку с вакциной, Шеп шел между неподвижно застывшими машинами. Это зрелище несколько отличалось от увиденного ранее, предшествующие трагедии события, без сомнения, развивались следующим образом. Заблокированные в бесконечной автомобильной пробке десятки тысяч раньше незнакомых людей выходили на обочину автострады, делились своим недовольством с товарищами по несчастью, обсуждая сложившуюся ситуацию; возможно, угощали друг друга едой и питьем. Когда солнце скрылось за горизонт и день сменился ночью, их злость уступила место отчаянию. Похолодало, и теперь люди прятались в своих машинах. Те, кто подхватил чуму, заразили остальных.
«Коса» действовала быстро и безжалостно. Каждое транспортное средство стало инкубатором для болезни. Снабженные вентиляционными системами замкнутого цикла транспортные средства гарантировали распространение заболевания среди своих пассажиров.
Увиденное шокировало. Родители, сжимающие своих детей в последнем объятии. Старики, завернувшиеся в одеяла. Бледные лица застыли с выражением безмерного ужаса и боли. На посиневших губах запеклась кровь. В салонах машин валялись раскиданные вещи, лежали трупы домашних любимцев.
Дорога человеческого горя. Дорога смерти.
Внезапно все вокруг показалось Патрику до боли знакомым.
Под действием вакцины ночь превратилась в день, а зима — в лето.
Вместо свитера на Патрике Шеперде был бронежилет. Искореженный протез превратился в настоящую руку из плоти и крови, в которой он сжимал автоматическую винтовку М16А2.
Ирак. Палящее солнце над пустыней. Шоссе. Над покореженными, почерневшими от копоти машинами поднимается дым. В воздухе запах горелого человеческого мяса и бензина. Черный дым над оранжевыми языками пламени. Повсюду части человеческих тел. Начиненные взрывчаткой автомобили превратили стихийный рынок в кровавую баню. Толстые стволы пальчатых финиковых пальм, посаженных вдоль шиитского анклава, испещрены осколками разорвавшихся неподалеку гранат. Стреляли из гранатометов. В тени пальм лежит двадцать один труп —
Сержант Шеперд осматривает убитых. Дуло его винтовки, как на учениях, поворачивается в направлении малейшего движения. Он оборачивается налево. Кончик указательного пальца правой руки слегка касается спускового крючка. В прицеле автоматической винтовки оказывается шиитка в черной парандже. Она истошно голосит над изувеченным телом мертвого сына, вытирая кровь с его обожженного лица.
Сержант Шеперд идет дальше. Убитой горем матери он ничем помочь не сможет.
Паранойя придает уставшему от тяжелого снаряжения телу новые силы. Сознание изнемогает от недосыпания. Издали слышен женский крик, но этот звук существенно отличается от выражения горя лишившейся сына матери. Там происходит нечто ужасное.
Отделившись от группы своих людей, сержант Шеперд входит в здание сгоревшего полицейского участка. Он делает вид, что не слышит команд в наушниках шлемофона. Стены строения испещрены осколками, потому что полицейский участок был одной из важных целей нападения суннитских боевиков. Сержант пересекает заваленное поломанной мебелью помещение, направляясь к комнате в задней части здания.
Там трое мужчин и… девочка. На вид лет четырнадцать-пятнадцать. Окровавленная кофточка разорвана на груди. Ниже талии — нет одежды. Она лежит животом на столешнице.
Насильники — члены ветви иракской службы безопасности, организации перебежчиков с подмоченной репутацией, не раз подозревавшихся в том, что они покрывают «эскадроны смерти» религиозных фанатиков. Один мужчина насилует девчонку сзади. Его штаны сползли до лодыжек. Он держит ее за волосы. Его двое товарищей в полном вооружении ждут, словно животные, своей очереди.
Темные глаза и дула винтовок встречают непрошеного гостя, вторгшегося в этот вертеп беззакония.
Напряжение, впрочем, моментально сходит с лиц иракцев. Насильники, ободренные общностью мужского начала, нервно улыбаются американцу.
— Ты хочешь эту суннитскую сучку?
Голос в наушниках шлемофона приказывает Шеперду уходить:
— …не ваша война, сержант. Немедленно покиньте помещение!..
Его запятнанная, но не заскорузлая совесть против этого. Он не знает, что делать.
Девчонка просит о помощи. Ее слова не требуют перевода с фарси.
Кровь стучит в висках. На акт беззакония нужно реагировать немедленно, но Патрик понимает, что его следующий опрометчивый шаг запустит череду событий, которые, скорее всего, закончатся его смертью и, возможно, смертью этой девочки.
Правая рука вздрагивает на патронной обойме. Указательный палец ложится на курок. В темных глазах иракцев вспыхивают огоньки беспокойства.