Эпидемия
Шрифт:
— Да твою же мать!
Глава 3. Вадим
26 июня. Бетта.
16.04 по московскому времени.
Хуже всего — ждать. Ожидание растягивает каждую секунду до минуты. Вадим ходил по квартире и не мог найти себе места. Не выпускал из рук телефон, ожидая звонка из больницы. Все утро вместе с Юлей занимались выгрузкой и распределением продуктов. Морозильный ларь поставил в гараже. Старая проводка не внушала доверия, но выбора не было, в квартире места для морозильника
Султан вел себя беспокойно. Не отходил почти ни на шаг, хотя обычно находил чем себя занять. Даже не просился гулять, предпочитая ходить как привязанный за хозяином по квартире.
Дождь немного стих, и фиолетовое небо лишь орошало землю мелкой водяной пылью, словно система полива — газоны. Тучи налились пурпуром еще больше, и походили на клубящиеся внутренности, развешенные под небосводом. Ожидание, погода, неизвестность и страх перед вирусом делали свое дело, взвинчивая и без того напряженные нервы. Вадим метался по квартире как волк в клетке. Хотелось действовать, что-то предпринимать, но единственное что он мог, это ждать. Пару раз, не выдержав, звонил в больницу, но холодный голос сообщал: «все операторы сейчас заняты, перезвоните позже». Пытался рисовать, но чистый лист бумаги вызвал только раздражение, хотелось швырнуть его в стену, следом за ним карандаш, а потом и самому влепиться головой. Спасла ситуацию Юля, постучавшая в дверь и пригласившая выпить чаю.
Девушка накрыла на стол, заварила травяной и сделала бутерброды. Хотя нет, не бутерброды, это он делал себе бутерброды — кусок ржаного хлеба, пара ломтиков колбасы и полоска сыра. А Юля заморочилась: обжарила хлеб, сделала яичные блинчики, нарезала тонкими ломтиками помидоры и огурцы, подрумянила на сковороде ветчину и расплавила сыр. Ее произведение кулинарного искусства язык не поворачивался назвать бутербродом, как минимум Крок-мадам или что-то не менее пафосное.
— Вот это ты разошлась. Можно было просто хлеба с колбасой нарезать. — сказал Вадим, усаживаясь на свое любимое место.
— Да я больше для себя, надо было как-то отвлечься, чем-то себя занять. — сказала Юля, разливая чай по кружкам. — Это ожидание меня просто убивает.
— Меня тоже. — Вадим, осторожно отхлебнул. — Сам не знаю, чем себя занять.
— И я о том же. Эпидемия эта. — Юля сделала долгую паузу, засмотревшись в кружку. — Я боюсь. Очень боюсь. Не думала, что когда-то, кому-то это скажу. Я так никогда не боялась. Аж до трясучки.
— Думаешь, одна ты? — Сказал Вадим, разрезав сэндвич на два треугольника. — И я боюсь, и Султан боится. Все боятся, потому что не знают, что делать, и как с этим бороться. А сильнее всего страх смерти и неизведанности.
— Ты выглядишь не очень напуганным. — Юля пристально посмотрела на Вадима и сделала небольшой глоток.
— Я хорошо умею скрывать эмоции. Пришлось научиться. — Воеводов поднял перед собой бутерброд, посмотрел на него с разных сторон, любуясь и откусил. Хлеб хрустнул, по пальцам потек сок. Очень вкусно, даже великолепно. Это, вероятно, был самый вкусный
— Спасибо. — Ответила Юля, ничуть не смутившись. — Это мое фирменное. Мама научила готовить, она фанат кулинарных шоу и фуд-блогеров на Ютубе.
— Я в этом не силен. Пельмени да яичница. Ну мясо на костре могу пожарить. Мама хорошо готовит.
— Очень хочется попробовать ее блюда. Надеюсь, это случиться как можно скорее. Если пригласите конечно.
— Так ты уже гость. Осталось маму дождаться. — Улыбнулся Вадим, но тут же помрачнел.
Юля посмотрела на него, и решила, что лучше занять рот едой, а не болтовней. Минут пять ели молча.
— Как думаешь, когда это все закончиться? — Спросила девушка, устав от тишины, напрягающей больше, чем разговор.
— Я не знаю. Честно. Хотел бы сказать, что да, все скоро будет хорошо. — Вадим дожевал сэндвич и вытер пальцы салфеткой. — Но я реалист, и предпочитаю быть честным. Нам сейчас надо быть готовыми ко всему.
— Ко всему, это к чему?
— Слишком быстро это началось. Не готово человечество к такому. Я был не в очень приятных местах, и видел, как работает система, когда что-то выходит из-под контроля. Три дня. Не успеет здравоохранение справиться с таким количеством заболевших. Слишком неповоротлива и инертна бюрократическая система.
— Я вчера читала новости в интернете, цифры просто ужасающие. — Юля смотрела на стену, даже не притронувшись к бутербродам.
— Вот именно. Вспомни эпидемии Испанки или чумы. Они не были так молниеносны, но при этом выкосили не один десяток миллионов. А сейчас ученные даже толком не знают, что это, откуда и как это лечить.
— И что в итоге. — Голос Юли с каждым словом звучал все более подавленно.
— Не хочу нагнетать, но нужно быть готовыми к худшему. К самому.
Доедали молча, поглощённые размышлениями.
Ближе к вечеру Вадим собрался выгулять Султана. Беспокоился за пса, после обеда волкодав забился под стол на кухне, и отказался от еды. Юля, увидев, как они собираются, предложила пройтись вместе.
Дождь прекратился. На улице приятно пахло прибитой пылью и сырой землей. Лужи отражали фиолетовые облака, и весь мир выглядел так, словно кто-то поставил фиолетовый светофильтр. Воеводов отстегнул поводок и потрепал пса по холке.
— Иди, побегай. Разомнись. — Алабай приподнял голову и посмотрел на хозяина. Взгляд тяжелый, грустный, на сколько грустными могут быть собачьи глаза. — Ладно, можешь просто бежать рядом.
Пошли втроем по уже знакомому маршруту, через рынок, остановку, и дальше по прямой к морю. Очень тихо. Летом, даже после дождя в Бетте было не протолкнуться от отдыхающих. Сейчас на улице нет никого.
— Брррр. Как будто вымерли все. — Поежилась Юля.
— Местные по квартирам сидят. Приезжие разъехались, кто смог. — Ответил Вадим, осматривая окна пятиэтажек.
— Надеюсь. Но все равно жутко.
— Это да. — Вадиму и самому было не по себе от пустоты и тишины.
Такого не было даже зимой. Когда не выйди на улицу, все равно встретишь хоть одного человека, или увидишь в окне. Сейчас возникало чувство, что во всем поселке остались они втроем. За весь путь до моря не встретили ни одной машины. Рынок на алее, ведущей к пляжу закрыт. Кафе, магазины и палатки тоже. На пляже пусто, ни души. Тишина, ни музыки, ни голосов, ни шума машин. Вышли к центральному проходу на набережную и застыли, озираясь по сторонам.