Эпидемия
Шрифт:
Подойдя к магазину, Гарин не увидел привычного оживления. В воздухе витал запах дыма, окрашенный вонью плавящегося нутряного жира. Столы были разбиты или перевернуты. Веселое блеянье Таркана, доносившееся из хрипатых колонок, поражало своим неуместным оптимизмом.
В траве, уже утратившей летнюю сочность и яркость, лежало что-то белое. Время от времени по нему пробегала короткая энергичная волна, походившая на судорогу. Гарин крепко сжал Аленину руку. Белое в траве оказалось телом молодого повара или официанта — поди теперь, разбери. В грудь и в живот
Из открытой двери магазинчика торчали ноги в черных чулках; один тапок слетел, и Гарин разглядел дырку, сквозь которую светила желтая ороговевшая пятка; задравшаяся длинная юбка открывала безобразные сплетения варикозных узлов. Если раньше, когда они перелезали забор позади морга, у Гарина и была мысль зайти сюда, чтобы купить какой-нибудь водички, то теперь она бесследно исчезла.
— Пойдем отсюда быстрее! — сказал он Алене, закрывавшей рот ладошкой. Она только кивнула, с трудом сдерживая нервную икоту.
Они вышли на асфальтированную дорогу. Гарин затравленно оглянулся, ожидая в любую секунду услышать протяжный вой милицейской сирены, но на улице было тихо. Как-то подозрительно тихо.
«Странно, — подумал он, — в это время люди должны возвращаться с работы. Но где они?» Не было того привычного людского ручейка, который струился здесь ежевечерне, лишь одинокие пешеходы, стараясь держаться подальше друг от друга, осторожно пробирались вдоль домов.
Внимание Гарина привлек лысый мужчина с большим животом, прижимавший ко рту носовой платок.
«Значит, мне все это не снится… В Москве — эпидемия, и она продолжается».
Он достал из кармана моток бечевки, привязал один конец к брючному ремню, а вторым обвил Алену за талию.
— Поддерживай веревку, чтобы это не выглядело, как…
Она поняла.
— Да. Теперь мы в одной упряжке.
— Можно было бы доехать до Савеловского вокзала на метро… Или на автобусе, — Гарин почесал переносицу. — Но, думаю, лучше идти пешком. Здесь недалеко. Может, полчаса… Минут сорок, от силы.
— В метро сейчас опасно, — согласилась Алена.
— Знаешь, мы можем пройти вдоль железной дороги до «Дмитровской», а там…
— Я знаю этот район, — сказала Алена. — Здесь же институтская библиотека.
— Точно, точно. Мы тоже получали здесь книжки. Бывало, набьешь полную сумку учебников и потом не знаешь, как тащить. Правда, на третьем курсе у меня появилась машина. Старая такая, но зато ездила.
Они шли, болтая о пустяках. Ужасных событий на один день пришлось столько, что от них хотелось как-то на время отгородиться — чем угодно, хотя бы обычной болтовней. Теперь им казалось, что главное — говорить не останавливаясь.
— Пешком… прогуляемся… Пешком вовсе не опасно, — преувеличенно бодро твердил
— Да! Да! Все в порядке! Мы просто гуляем! А эта веревочка, связывающая нас, как пуповина, — это просто… Маленькая шалость, да?
Они дошли до Тимирязевской улицы и тут только заметили, что обычно забитая пробкой улица пуста, а редкие машины проносились мимо на сумасшедшей скорости с закрытыми окнами и включенными фарами, как зимой.
На перекрестке, уткнувшись в бордюрный камень, стояла «скорая». Аварийная сигнализация тревожно мигала.
Гарин с Аленой подошли ближе и заглянули внутрь.
Внутренняя поверхность лобового стекла была забрызгана кровавой слизью; вытянувшись во весь рост, на сиденьях лежал человек в кожаной кепке. По тому, что на нем не было «скоропомощной» формы, Гарин понял, что это — водитель.
В салоне было пусто. На полу валялись скомканные простыни, все в бурых пятнах, и пластиковая маска аппарата искусственного дыхания. Гарин открыл кабину. Рация еле слышно потрескивала, глухой голос говорил что-то неразборчивое.
Человек в кепке, услышав щелчок замка, заворочался, приподнялся на локте и вдруг оглушительно чихнул. Красное облачко повисело в воздухе и медленно растаяло. Увидев живых, он протянул к ним руку и захрипел.
Алена завизжала. Она захлопнула дверь, прищемив человеку в кепке пальцы; тот закричал от боли, но тут же зашелся в приступе мучительного кашля, который перемежался новыми кровяными разрывами.
— Я не могу!! Я не могу больше!! — визжала Алена. — Зачем все это?! Зачем?! — она стала дергать веревку, пытаясь ее развязать, но от этого узел затягивался еще сильнее. — Зачем мы куда-то идем? Я не хочу больше!!
— Тихо! — Гарин обнял ее и гладил по спине, натыкаясь на выпирающую застежку лифчика; почему-то именно она — эта застежка — вызывала особенно острую жалость. — Не кричи! Нас могут услышать.
Это была ложь. Рядом не было никого. Люди разбежались по домам, попрятались по квартирам и ждали… Неизвестно чего.
— Пошли! — Гарин обхватил Алену за талию и повел вперед. Ходьба успокоила ее быстрее, чем слова. «Раз-два, раз-два, левой-правой, левой-правой…» Алена еще некоторое время всхлипывала в такт шагам, затем остановилась и утерла слезы.
— Прости. Но я правда больше не могу.
— А я не могу тебя отпустить. Как ты доберешься до дома? — Гарин выразительно постучал себя по карману. — Он ведь у нас один. На двоих.
— Андрей! Мы обязательно должны идти туда? — она увидела, как меняется его лицо: подбородок заострился, и черты стали как-то резче.
— Конечно, никто от нас этого не требует. Но… Я хочу вернуться домой. Понимаешь? Боюсь, без этих документов идти домой опасно, — Гарин осторожно взял ее под руку и мягко, но требовательно повел вперед. — Я очень хочу увидеть жену и дочь. Это глупо. Ты, наверное, будешь смеяться. Жена мне изменяла, но я так хочу ее снова увидеть. Смешно?