Эпикриз с переводом
Шрифт:
Хмурюсь в ответ и обреченно забираю выездной лист. Поворачиваюсь. Молча киваю смотрящему на меня Иванцову на дверь. Он нехотя встаёт с кресла и идёт за мной.
Наша машина стоит заведенная у входа. Залезаю в салон первой. Иванцов садится рядом, громко хлопая дверью. Гриня демонстративно фыркает — не любит, когда так делают.
Трогаемся. Выезжаем из ворот. По прилегающей улице едем медленно — впереди сонный собачник выгуливает питомца.
— Да бибикни ты ему, — не выдерживая, обращается Иванцов к Грине. Гриня бибикает. Собачник неторопливо оборачивается,
Сворачивая, выезжаем на смежную улицу. Пересекаем пустой перекресток. Опять сворачиваем и… Встаем в пробку.
— Чёрт! — ругается Гриня. Мысленно с ним соглашаюсь.
Стоим долго, без движения.
Иванцов нервно отбивает пальцами дробь по панели, а в моем кармане противно пищит смартфон.
— Что у нас там, роды? — уточняет у меня Иванцов. Киваю. — Чую, не дождется. Родит без нас, — косится на Гриню и предлагает: — Включай мигалку.
Гриня послушно включает. Загорается мигающий свет и включается сирена. Но, в отличие от собачника, дорогу нам никто уступать не собирается.
Иванцов приглядывается к дороге и опять выдаёт предложение:
— Давай на встречку.
Гриня вопросительно смотрит на меня.
— Роды, — пожимаю я плечами. Гриня тоже внимательно смотрит на дорогу: вперёд и назад. Плавно перестраивается, нарушая правило двух сплошных. Едем по встречке.
— Да что ты плетешься? Дорога в ту сторону пустая, — возмущенно говорит Иванцов. Гриня прибавляет газу. Сильно. Я вжимаюсь в сиденье. Почему-то паникую. Хочу сказать, чтобы медленнее. Не успеваю…
Откуда не возьмись впереди возникает машина. "Газель". Гриня резко выворачивает руль. А я вдруг думаю: дорога скользкая… А вон ещё одна "Газель", откуда только взялись?
Нас заносит, лихо закручивает. Гриня пытается справиться с машиной, но… В нас что-то врезается, машину отбрасывает и переворачивает на бок, на сторону водителя… Иванцов матерится мне в ухо, пихается. А я от страха замираю и закрываю глаза.
Не могу пошевелиться.
Больно.
Страшно.
Гриня тоже не шевелится, не чувствую. Зато и слышу, и чувствую Иванцова.
Вдруг ещё один удар… И долгое ощущение падения… В мрак, в неизвестность…
Неожиданно, откуда-то издалека, сквозь рассеянное сознание, боль и резкий жар приходит мысль: ребенок родится уже без нас… Без нас…
Эпилог…
Белоснежные снежинки кружились в небе и невесомо ложились на темную копну волос.
— Красиво, — произнес Кишан, смахивая с головы снег и кутаясь в черную дублёнку.
Так непривычно видеть моего черныша в подобной одежде…
Да еще здесь, в моем мире.
В котором идёт некогда ненавистный мне снег…
А Кишану он нравился. Иномирный самец шел вдоль сугробов и с явным восхищением смотрел вдаль, где практически стиралась граница неба и земли — все становилось белым.
Странно, но именно снег больше всего впечатлил моего самца. Даже высотные дома, метро и другие средства передвижения по большому городу не
— Надо в магазин зайти. Купить мандарины и шампанское, — напомнила я, указывая в нужную сторону, где за поворотом находился ближайший к моему дому магазин.
— Шампанское мне нравится. Пузырьки… — произнес Кишан с улыбкой. И произнес это Кишан на моем родном, русском языке. Экспресс курс изучения, не без помощи Аэлиты.
Да, мы только что от нее. Она переместила нас сюда, в свою квартиру. И вот уже больше часа мы добираемся из ее района города в мой.
Аэлита уже заметно округлилась. Точнее — ее животик. Такая трогательная и милая стала наша ведьма. Я тоже умилилась, увидев ее, но потом вспомнила, что ее ожидает через пару месяцев. Хотя, наверное, когда ты так долго ждёшь, несколько часов боли и мук уже ничто… Возможно, нужно самой через это пройти, чтобы потом понять — вот оно, чудо, явление на свет новой жизни, которую ты будешь ценить больше своей.
Я пока не хочу. Пока. Наверное, я всё-таки эгоистка и пока учусь ценить свою новую жизнь. И наслаждаюсь тем, что происходит между мной и Кишаном.
А происходит сказка! Гармония. Трепетные отношения. Безумная страсть. И каждый день все ярче, все чувственней… Я ни на секунду не пожалела, что приняла такое решение. И рада, что моя прия меня поняла и простила.
Судьба?
А что же ещё!
Кишан, кстати, уговорил меня съездить в гости к своему брату-сурешу. Представил своей невестой. Ведь и со свадьбой я не тороплюсь. А мне уже предлагали. Сначала настойчиво, а потом уже так, по привычке, между делом… Нет, я не отказываюсь. Но назначение торжественного дня откладываю. Наверное, ещё и из-за того, что меня немного пугает обряд бракосочетания у пантов. Кровавый, болезненный… Неприятный. Как будто они намекают, что все — совместная жизнь после этого обряда лёгкой не будет.
Рейтан встретил нас радушно. Да, не без удивления таким выбором брата, да ещё новостью, что я — истинная пара. Но удивление было недолгим, а гостеприимство и внимание главного панта сурешиата Вамасбати на высоте. Его супруга была не столь радушна, видимо, из-за сестры, которая на следующий день после нашего приезда поспешила уехать в родительский дом… Мне ее было жаль. По-женски, по-человечески… Она не виновата, что полюбила, да пусть даже просто так думала. А Кишан не виноват, что его прия не Янита.
— А пельмени будут? — прерывая мои воспоминания, спросил Кишан.
— Нет, — захихикала я. — Это ж не праздничная еда. Будут оливье, мясо по-французски, фирменный мамин холодец…
Кишан поежился:
— Холодец от слова «холодно»?
— Ага.
Сегодня тридцать первое декабря.
Впереди у нас десять дней. Которые мы проведем с моими родными.
Мама, узнав, что в этот раз я приеду не одна, ужасно обрадовалась. Наконец-то я познакомлю ее с тем, из-за кого, как она считает, я уехала жить в другую страну. Эх, знала бы она всю правду… Может, когда-нибудь и расскажу. Но не сейчас.