Эпилог
Шрифт:
— Мы не виноваты, что документы подписали с опозданием.
— Это и объяснишь. Уборочная на носу, а я катался за тобой туда-сюда, бензин тратил впустую.
— Объясню, если потребуется, — сказал Мэл с вызовом. — А ты чего здесь забыл? Неужто пожизненное?
— Практически, — отозвался Тёма весело.
— Не удивлён. Почему приехал ты, а не кто-нибудь другой? — спросил Мэл, перелив воду в ведро.
— Исключительно из симпатии к тебе… и к твоей жене, — ухмыльнулся Тёма.
— Ты!.. Я бы с удовольствием закопал тебя в навоз,
— И довезу, — согласился Тёма.
— Ладно. Довезешь — тогда закопаю. У нас с тобой кое-какие дела не закончены.
— Помню-помню. А ты просто так рисуешься или взаправду сечешь в тачках?
— А что? — насторожился Мэл.
— Помог бы. Есть у меня подозрения, что карбюратор барахлит. Можем не дотянуть до Магнитки.
Мэл помолчал.
— Пошли, глянем, — кивнул в сторону машины.
Нам, как гостям, выделили лучшее спальное место. Тёма с Тимуром ушли на сеновал, хозяин с хозяйкой — в недостроенный дом. Бедные, как они там? Наверное, комары заели.
А мы с Егором спали на кровати. Хотя кровать — роскошно сказано. Настил из обработанных досок на высоких ножках и матрас для мягкости. Нам выделили свежее постельное белье из грубоватой ткани, наверное, льняной. Мой нос уловил слабый травянистый аромат. Пахло клевером. Не знаю, почему-то сразу пришло в голову. Да потому что матрас набит свежим сеном! — сообразила я.
И вроде бы все удобства для нас, а спалось как на кирпичах. Девчонки пошуршали за стенкой затихли, зато древняя бабушка покряхтывала всю ночь и покашливала.
Мы тоже ворочались и ворочались без сна — и я, и Егор. Лишь под утро мне удалось вздремнуть. Открыла глаза — в комнату проникли рассветные сумерки, а мужа нет.
Ступая на цыпочках и стараясь не скрипеть, я вышла на крыльцо. Егор сидел на лавочке и курил, пуская дым струйкой.
За забором плыл туман. Стволы берез прятались в молочной дымке, на траву упала роса.
— Не спится? — спросила, садясь рядом.
— Как и тебе, — хмыкнул он. — Хорошо, комарья нет.
— Тёма сказал…
— Забудь о том, что он сказал. И вообще, поменьше с ним разговаривай.
— Почему?
— Почему?! Эва, ты спрашиваешь: "почему"?! — вскинулся Егор. — Да потому что он тебя…. потому что ты — моя жена!
— И?
Разве ж я вешаюсь Тёме на шею? И с каких пор вопросы по существу приравниваются к заигрыванию?
— Обходи его стороной, пожалей беднягу. Я ведь не сдержусь. В последнюю встречу не добил, так сделаю это сегодня.
Пора заканчивать с пустой ревностью. Не ровен час, мой синдром наворотит дел — вовек не разгребешь.
— Между мной и Тёмой. Ничего. Никогда. Не было, — сказала я раздельно и четко.
Муж посмотрел, прищурившись.
— Врешь. Вы целовались.
— То есть? — я растерялась. — Когда?… Как ты?… И вообще!.. — словарный запас исчез, и я вскочила с лавочки.
— Значит,
— Да! Но это было не всерьез, а для дела!
— Ах, для дела?
— И вообще, когда мы целовались, ты был для меня никем! Сам-то тоже не скучал!
— Неважно. Вы целовались. Нет, вы сосались, прилипнув друг к другу как пиявки.
— Знаешь, что! Я уж молчу о твоей вечной подружке Штице! И об Изабелке! И об этой… как её… Ляльке из лицея! Ты ничего не знаешь, а смеешь обвинять меня! Говорю, что ничего не было — значит, ничего не было! — топнула я ногой.
— Ну, так расскажи, — предложил Егор, усаживаясь поудобнее. — Поделись, как вы жались друг к другу. Точно agglutini [46] приклеились — не оторвать.
— А ты откуда знаешь? — спросила подозрительно. Нет, Тёма не мог разболтать.
46
agglutini *, агглутини (перевод с новолат.) — приклеивание, склеивание
Вот ведь человек! Прошло больше полутора лет, а он попрекает меня случайным поцелуем, хотя сам далеко не святой.
— Я многое о тебе знаю. Черт, что они здесь курят? — муж посмотрел на остаток тлеющей папиросы. — Сильная штука.
— Махорка, — ответила я машинально.
То ли от взвинченности, то ли от запаха курева, но у меня закружилась голова, и я рухнула на скамейку.
— Эвочка! — передо мной возникло бледное лицо Егора. — Эвочка, тебе плохо? Где болит? Черт! — вскочил он. — И где в этой чертовой дыре найти врача? Черт! Черт! Эва, я ведь говорил тебе, что не нужно сюда ехать!
— Нигде у меня не болит. Ты обвиняешь меня в том, чего в помине не было, — отозвалась слабым голосом.
— Хорошо, Эвочка, больше не буду. Успокойся и дыши глубже. Пошли в дом, замерзнешь.
Он придерживал меня и помог улечься. То ли встряска подействовала, то ли свежий воздух, но я отключилась через минуту. Сон оказался крепким, но недолгим. Меня разбудил Егор.
— Вставай, пора собираться. Нужно выезжать, пока не жарко.
44
Утро на хуторе начинается с восходом солнца.
Егор зевает. Бессонная ночь дает о себе знать. Вдобавок муж недоволен, потому что не привык бриться ручным станком. Да и пена для бритья без вис-добавок раздражает кожу.
Тёма заявил под хихиканье девчонок, что покрасовался пару недель без волос на лице — и хватит. Представив парня с усами и бородой по грудь, фыркаю, не сдержавшись.
Хуторские мужчины бреются поочередно, намыливая щеки и подбородок. Не приглядываюсь, но вижу в их руках помазок и бритвенный станок. Они бреются аккуратно, смотрясь в зеркальце неправильной треугольной формы в деревянной оправе — вероятно, это бывший осколок.