Эпилог
Шрифт:
Как Мэл определил? Нет ни тропинки, ни иных опознавательных знаков.
— Что за хижина?
— Мое детство было пиратско-рыцарско-космическим, — оглушил голос в наушниках. — Крепость из камней, а хижина — на дереве, чтобы не добрались тигры и львы. Я лично строил.
Ага, его детство прошло в играх. Воображаемые схватки с врагами и опасными животными. Полная приключений жизнь, насколько позволяла фантазия. А мое самое опасное приключение длилось изо дня в день, из ночи в ночь, в течение нескольких лет.
За разглядыванием окрестностей мы подъехали к другим, запасным
— Эва, покажи ему лицо, — велел по рации.
Охранник бросил на меня мимолетный, но цепкий взгляд, и ворота медленно отъехали в сторону. Красный шар солнца стремился к горизонту, отчего на фоне блеклого неба лес казался черной растянутой полосой. Секундное беспокойство промелькнуло и пропало.
Как и пообещал Мэл, мы ехали неспешно. Вывернули на просеку, идущую параллельно кромке бора, и двинулись вперед. То ли потому что дело близилось к вечеру, то ли повлияли тишина и безлюдность, но этот лес мне не нравился. Лучи опускающегося солнца лизали траву, рождая косые тонкие тени от деревьев.
Квадроцикл шел ровно, и трясучка не ощущалась. Колеса сминали шишки и вдавливали в землю. Выступающие корни игнорировались отличной системой амортизации. Поначалу Мэл рассказывал об обитателях алой зоны, но потом увлекся ездой. За соснами мелькали крыши особняков, и я притормаживала, чтобы рассмотреть архитектурные изыски. Так и добралась с короткими остановками до развилки. От перекрестья вторая дорога уходила в лес. А Мэл исчез. Куда сворачивать?
В тот момент мне и в голову не пришло позвать его по рации. Я сняла шлем и прислушалась. Деревья чуть слышно шумели. Смыкаясь кронами, напевали песню, казавшуюся тревожной и зловещей. Из глубины бора наползала тень, захватывая территорию, как вражеское войско. Почудилось, что за мной следят и тут же прячутся за стволами, стоит повнимательнее приглядеться.
В мозгах переклинило. Бывает так, что события наслаиваются друг на друга, рождая дежавю. Этому способствует определенная обстановка, освещение, запахи, звуки. Я вдруг перенеслась в прошлое, в лес рядом с домом тетки. Раскаленный блин солнца также погружался за край леса, также шептались деревья, и стояла такая же одуряющая, до звона в ушах, тишина. И никого вокруг, а в доме — мертвая женщина.
— Эва! Эва! — трясли меня. Тормошили. Гладили по голове. — Эва, очнись! Почему сняла шлем? Что случилось?
Я вцепилась в Мэла. Тряслась мелкой дрожью, а он успокаивал, уговаривал как испуганного ребенка. Откуда-то появился термос, и в руках — чашка с горячим чаем. Ароматный напиток прошелся теплой волной по пищеводу и привел в чувство.
Оказалось, прошло чуть больше минуты, когда Мэл заметил, что отъехал достаточно далеко. Он ринулся назад, звал по рации, но не услышал ни ответа, ни привета. Мэл нашел меня сидящей в скрюченной позе у колеса.
И я рассказала ему — с паузами, невнятно и сумбурно, — о тетке, о жизни в её доме, о том, что родственница умерла по моей вине. Слова выдавливались через силу, напитавшись старыми детскими
Мэл обнял и притянул к себе, поглаживая.
— Нет, Эва, ты не виновата. Она не ожидала, что ты сможешь дать отпор. Очевидно, ее потрясло твое сопротивление, и сердце не выдержало.
— Не оправдывай меня. Она осталась бы жива, промолчи я тогда.
— И надолго хватило бы твоего терпения? Насколько я понял, жизнь у тетушки была далеко не сахарной.
Я не ответила.
— Не вздумай обвинять себя в ее смерти. Ты поступила храбро. Я бы посвятил тебя в рыцари, — хмыкнул весело Мэл и продолжил, помолчав: — Ох, Эва, Эва… До чего же скрытная… Иногда кажется, что ты знаешь обо мне всё, а я ничего не знаю о тебе. Об интернате упомянула в двух словах. О других ВУЗах — и того меньше. О тетушке вообще не рассказывала.
— Зачем? Это неинтересно.
— Наоборот! — воскликнул он с жаром. — К примеру, меня никогда не заботило, как живут на юге. Я считал, что там рай для мазохистов. Для меня цивилизация ограничивалась пределами столицы. Ну, и Моццо. А оказалось, ты проучилась на юге достаточно долго. Расскажи еще о жизни у тетушки.
"Тетушка"… Змея подколодная. Неустанно вдалбливала мне в голову мысль об ущербности и недоразвитости. В кого бы я превратилась, не вздумай ее сердце остановиться одним прекрасным вечером? Если день за днем человеку внушать, что он свинья, тот вскоре начнет хрюкать. А что говорить о ребенке?
Мы тронулись в путь, когда начало темнеть. Включили фары и поехали неторопливо. Теперь Мэл пустил меня впереди и по рации указывал, где нужно сворачивать. В алой зоне тоже наступил вечер: загорелись фонари и окна особняков, высветляя темнеющее небо. Если бы не нервный срыв, поездка на квадроциклах понравилась бы мне. Миновав охранника у ворот, мы покатили к гаражу.
— Дед вернулся, — заметил Мэл, показав на темный "Эклипс", и сердце заколотилось в волнении. Нужно срочно хлебнуть успокаивающих капелек.
Освещенные окна придали дому вид праздничной елки и еще больше взбаламутили спокойствие. При входе дворецкий церемонно сообщил:
— Пожалуйте к ужину через полчаса.
Мэл церемонно кивнул и взял меня за руку:
— Пойдем, провожу.
— Гош, мне страшно, — заныла я, когда мы добрались до нужной двери.
— Не бойся, дед не кусается. И вообще, привыкай. Не робей. Не забудь — ждем тебя через тридцать минут в малой столовой.
— А-а… нужно вечернее платье?
— Нет. Это обычный ужин, без гостей. Но умыться не мешало бы, — Мэл мазнул меня по кончику носа. Войдя в роль, он целомудренно поцеловал в щеку и удалился.
Кто здесь замарашка? — разглядывала я себя в зеркало. Вполне чистенькое личико. И прическа Вивы доживет до понедельника. Но на всякий случай примем душ и переоденемся. И плотно задвинем шторы, чтобы не замечать темноту за окном. Пусть вдоль дорожек зажглись фонари, лес-то никуда не делся.
Долой воспоминания о тетке! Буду настраиваться на позитив и при случае обязательно опробую ванну. Понежусь в теплой водичке среди пенных шапок. А то всё душ да душ. Надоело уже.