Эпистемология классическая и неклассическая

Лекторский Владислав Александрович

Таким образом, в понимании восприятия в большинстве направлений современной философии и психологии (при всем отличии разных направлений между собой) существует нечто общее: это истолкование восприятия как вида знания. Это обстоятельство весьма существенно, так как в традиционной философии восприятие, как правило, не рассматривалось в качестве знания, а в лучшем случае понималось (философами-эмпириками) как предпосылка и источник последнего. Такое понимание было связано с истолкованием восприятия в качестве более или менее пассивного результата сенсорных данных. Поэтому многие философы считали, что нельзя говорить о ложности или истинности восприятия, ибо последние характеристики могут относиться лишь к претендующим на знание суждениям, восприятие же с этой точки зрения может быть только лишь адекватным или неадекватным, иллюзорным.

Что касается иллюзий восприятия, то с точки зрения традиционного эмпиризма они связаны

с переносом сложившихся ассоциаций (восприятие с этой точки зрения и есть лишь совокупность ассоциаций отдельных ощущений) в те условия, в которых они уже не действуют. Поэтому для эмпиризма (например, для Э. Маха) нет никаких принципиальных различий между адекватным и неадекватным восприятием, между действительностью и иллюзией, а лишь различия между привычными и непривычными ассоциациями. С современной точки зрения иллюзия восприятия возникает тогда, когда при извлечении сенсорной информации применяется несоответствующая схема (перцептивная гипотеза), когда искусственно оборван процесс перцептивного обследования. Различие иллюзии и адекватного восприятия в этом случае является принципиальным, хотя мера адекватности может быть весьма различной. В традиционной философии степень распространенности иллюзий восприятия была преувеличена (ссылка на эти иллюзии всегда была одним из главных аргументов рационализма). Традиционная психология, экспериментально демонстрировавшая наличие таких иллюзий, как будто бы подкрепляла это мнение. Как показывают современные исследования, подобные результаты явились следствием изучения восприятия в искусственных лабораторных условиях, не принимавших во внимание ряда существенных особенностей реального восприятия. В реальном опыте возникающие иллюзии быстро себя обнаруживают в качестве таковых и снимаются в ходе последующей деятельности перцептивного обследования.

Восприятие, будучи знанием, не может вместе с тем рассматриваться в качестве просто «низшей ступени познания», как об говорилось во многих учебниках по философии, изданных в советский период. Конечно, мышление, выходящее за рамки восприятия, может иметь дело с таким содержанием, которое непосредственно не воспринимается (хотя, как следует из вышеизложенного, восприятие тоже является видом мыслительной деятельности). Вместе с тем в восприятии сознанию пре-зентировано такое содержание, которое отсутствует в том мышлении, которое не включено в состав восприятия. Восприятие обеспечивает наиболее прямой контакт с окружающим реальным миром и возможность его непосредственного обследования. Наконец, как об этом сказано выше, некоторые абстрактные сущности тоже могут восприниматься в определенных условиях (Лекторский, 1980).

Представление

Представление — наглядный чувственный образ предметов и ситуаций действительности, данный сознанию и в отличие от восприятия сопровождающийся чувством отсутствия того, что представляется. Различают представления памяти и воображения. Наиболее известны визуальные представления. Но существуют также и представления осязательные (играющие особую роль в жизни слепых), слуховые, обонятельные и др. Представления могут относиться к индивидуальному предмету или событию, но могут быть и общими. При этом степень их общности может быть различной.

Философию представления интересовали в двух отношениях.

Во-первых, как яркое выражение специфического внутреннего мира сознания. Считалось, что в отличие от ощущений и восприятий, которые всегда относятся субъектом (может быть, и ошибочно) к внешней реальности, представления существуют как особые идеальные образования, обладающие собственным содержанием, которому может что-то соответствовать в действительности, а может и не соответствовать. В любом случае содержание представлений с этой точки зрения непосредственно дано, в нем нельзя усомниться как в факте сознания. В рамках такого понимания представления — это что-то вроде картин, размещенных в галерее индивидуального сознания. Субъект имеет непосредственный доступ к этим картинам, может их рассматривать, разглядывать «внутренним взором» — это и есть интроспекция. (В философии И. Канта и А. Шопенгауэра представление понимается предельно широко — как включающее все содержание сознания.)

Во-вторых, представления анализировались в философии с точки зрения их роли в получении знания о мире.

Философы-эмпирики (Д. Локк, Д. Беркли, Д. Юм. Э. Кондильяк, Э. Мах и др.) считали, что именно представления обеспечивают возможность мышления. Согласно их взглядам, все содержание знания дано в ощущении и восприятии. Но мышление имеет дело с такими предметами, которые выходят за эти рамки. Этот факт можно объяснить, считали они, только учитывая существование представлений, которые есть не что иное, как следы, «копии» прошлых восприятий и которые отличаются от вызвавших их восприятий только большей расплывчатостью и неустойчивостью.

Известно, например, что математика имеет дело с такими предметами, которые не только не даны в ощущении и восприятии, но не могут быть также и представлены. Так, например, нельзя представить «треугольник вообще», который не был бы либо разносторонним, либо равносторонним, углы которого не были бы либо косыми, либо прямыми, либо тупыми и т. д. Однако теоремы геометрии доказывается именно для этого «треугольника вообще». Дж. Беркли видит решение этой проблемы в том, что представление какого-то конкретного треугольника играет роль представителя всех других треугольников. Так понятое представление (содержание которого в этом случае становится значением соответствующего слова) начинает играть роль понятия (Беркли, 1973). Мышление с этой точки зрения есть не что иное, как сравнение и анализ различных восприятий и комбинирование представлений.

Философы-рационалисты (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Гегель, неокантианцы и др.) подчеркивали принципиальное отличие представления от понятия, приводя примеры таких понятий, которые нельзя представить ни в общем, ни в конкретном виде: мнимые числа и бесконечность в математике, понятия истины, блага, красоты и др. Мышление с этой точки зрения не имеет дела с представлением. Экспериментальное изучение мышления, предпринятое в начале XX века Вюрцбургской школой в психологии, как будто бы подтвердило это мнение: было выяснено, что многие процессы мышления не сопровождаются никакими наглядными образами.

В XX веке философский и психологический анализ представлений изменил многое в их традиционном понимании.

Л. Витгенштейн, а затем Г. Райл подвергли критике взгляд на представления как на «картины», находящиеся во внутреннем мире сознания. Во-первых, не ясно, кто может воспринимать эти «картины». В случае обычного восприятия предметов реального мира или даже настоящих картин субъект использует свои органы чувств, доставляющие ему сенсорную информацию. Однако как можно воспринимать «внутренние картины», обитающие только в мире сознания? Какие органы чувств можно использовать в этом случае? И кому принадлежат эти органы? Во-вторых, очень существенно, что настоящие картины могут рассматриваться. Это рассмотрение может выявить в них такие детали, которые не были ясны в начале процесса их восприятия. Например, если мы имеем дело с изображением (картиной или фотографией) тигра, то можно пересчитать количество полос на его теле. Однако мы принципиально не можем вглядываться в наши представления, поэтому вопрос о том, сколько полос имеет тело представленного нами тигра, лишен всякого смысла. С этой точки зрения в действительности представлений не существует. То, что переживается нами как представление, на самом деле скрывает другие процессы: осмысление прошлых событий, мысли о том, что могло бы быть в случае существования таких-то и таких-то условий (когда мы имеем дело с тем, что в психологии традиционно считалось представлениями воображения). Никакого внутреннего мира сознания как особого не существует. Все психические процессы связаны с ориентацией субъекта в реальном мире и с деятельностью в нем (Райл, 2000). Близкую к этой позицию защищает и Ж.-П. Сартр в своей книге о воображении (Sartre, 1940).

Однако такое понимание представления было поставлено под вопрос фактами, полученными в когнитивной психологии в 70-е гг. нашего столетия. Р. Шепард, Л. Купер и др. поставили эксперименты, в которых испытуемые для решения некоторой задачи должны были вращать в воображении наглядные образы определенных объектов. Было показано, что скорость воображаемого вращения прямо зависит от его характера и сложности (Shepard, Metzler, 1971). Эти факты нельзя понять, считают экспериментаторы, если не допустить, что испытуемые разглядывают «умственным взором» воображаемые предметы, т. е. свои представления. А это значит, что последние все-таки существуют.

В связи с этими фактами, в философской и психологической литературе возникла острая дискуссия (продолжающаяся до настоящего времени) о существовании наглядных представлений и их природе. Ряд теоретиков современной когнитивной науки (Дж. Фодор, С. Косслин и др. (Fodor, 1975)) отстаивают мнение о реальности наглядных представлений как самостоятельных образований (хотя мнение о принадлежности представлений миру сознания как особому обычно не принимается). Другие (Д. Деннет, 3. Пылишин и др. (Dennett, 1969; Dennett, 1981 а; Pylishin, 1981)) считают, что то, что субъект переживает как наглядное представление, является некоторой иллюзией сознания. Реальные процессы, превратным образом являющиеся субъекту в виде представлений, в действительности есть особого рода осмысление и находятся ближе к дискурсивному описанию (хотя и несловесному), чем к перцептивному разглядыванию. Эксперименты Р. Шепарда и Л. Купера могут быть истолкованы как интеллектуальные задачи на осмысление особого рода, в которых быстрота получения решения зависит от сложности задачи.