Эпоха харафишей
Шрифт:
— Да, он был благороднейшего происхождения, и рос под присмотром хорошего человека. Он развился и стал сильным юношей. Однажды ночью к нему явился во сне ангел и велел покинуть родной переулок, чтобы обезопасить себя от холеры. Он позвал с собой людей, однако те лишь посмеялись над ним, и он ушёл от них, опечаленный, вместе с женой и сыном, а вернувшись, спас переулок от мучений и унижения, как и сам Аллах спас его от смерти…
И она поведала ему историю Ашура: про то, как он вернулся, как поселился в доме Аль-Баннана, принял на себя руководство кланом, о его завете, пока в глазах мальчика не появилось волнение, и они
— И вот однажды он исчез. Отсутствие его длилось так долго, что все люди поверили в то, что он умер. Но несомненная правда состоит в том, что он не умер…
Фатх Аль-Баб с удивлением и надеждой спросил её:
— Даже сейчас он всё ещё жив, бабушка?
— Даже сейчас, он вечно жив!
— Но почему же тогда он не вернётся?
— О том известно лишь одному Аллаху…
— А мог бы он внезапно появиться?
— Почему бы и нет?!
— А знает ли он о том, что сделал мой брат Самаха?
— Конечно, сынок…
— Тогда почему он молчал об этом?
— Кто его знает, сынок…
— Неужели его устраивает такая несправедливость?
— Конечно, нет, сынок…
— Тогда почему он молчал об этом?
— Кто его знает, сынок… Возможно, из-за того, что он сердится на людей, что проигнорировали этого тирана…
Фатх Аль-Баб на миг замолчал, а затем вновь спросил её:
— Это всё правда, бабушка?
— А разве твоя бабушка тебе когда-нибудь врала?!
Фатх Аль-Баб ходил в начальную школу и возвращался, видя повсюду своего пращура Ашура. Он натягивал струны своего сердца и воображения, и загорелся страстью и надеждой. Он видел его и в местной мечети, и в поилке для скота, и в фонтане для утоления жажды, в проходе и на площади перед обителью дервишей. Он всё время видел его: и когда глаза его глядели на эти древние стены, на эту запертую дверь, на тутовые деревья без плодов, и сейчас. Воздух был всё ещё влажным от его дыхания и бесед с самим собой, от желаний и мечтаний. Его секрет был скрыт в складках неизвестности, вне доступа потока солнечных лучей. Он обязательно вернётся в один прекрасный день. Ведь так его говорила его бабушка, а она не умеет врать. Он замахнётся своей толстой палкой-дубинкой, и Самаха с его изуродованным лицом пропадёт, как придёт конец и его мрачной тирании, кровавой алчности, и накопленным богатствам. Харафиши будут ликовать в день избавления, купаясь в море света. Тогда разрушится минарет безумца, и под развалинами его будут похоронены вероломство, предательство и глупость. Или же он просто игнорирует нас, из-за того, что мы закрываем глаза на деяния тирана? Он любил своего предка. Ему хотелось удостоиться довольства его. Но где ему взять сил, если он создан таким хрупким и тонким, как тень?!
Когда Фатх Аль-Баб достиг отрочества, Сахар задумалась о его будущем и проконсультировалась с шейхом Муджахидом Ибрахимом. Он сказал ей:
— Выбери ему какое-нибудь ремесло.
Она с гордостью ответила ему:
— Он лучший в коранической школе.
Он спросил её:
— Разве вы не акушерка мадам Фирдаус?
Она ответила положительно, и он сказал:
— Поговорите с ней о нём, я же со своей стороны подготовлю почву у мастера Самахи…
Сахар сказала госпоже Фирдаус:
— Фатх Аль-Баб — замечательный
Госпожа Фирдаус была польщена этим и пообещала уговорить своего мужа…
Самаха внимательно оглядел своего брата Фатх Аль-Баба и презрительно выговорил:
— Хрупкий как девчонка…
Но Сахар возразила:
— Уж таким он создан, но в каждой вещи есть нечто полезное…
Самаха холодно спросил:
— И что же в нём полезного?
— Он знает наизусть Коран, умеет писать и считать.
Он повернулся к юноше и по-хозяйски спросил его:
— Ты достоин доверия или такой же нечистый на руку, как остальные в нашей семье?
— Я боюсь Аллаха и люблю своего предка! — неистово ответил ему Фатх Аль-Баб.
— Твой предок — Джалаль, строитель минарета?
— Нет, мой предок — Ашур Ан-Наджи!
Самаха нахмурился, и выражение на лице его изменилось. Сахар поспешила вставить своё слово:
— Он невинный ребёнок…
Самаха с дикой злобой ответил:
— Этот твой предок Ашур — первый, кто научил нас воровать!
Фатх Аль-Баб почувствовал замешательство и боль. Сахар испугалась, что он может сказать такое, что преградит ему все пути в дальнейшем:
— Я гарантирую его надёжность и серьёзность, Бог — свидетель…
Так Фатх Аль-Баб присоединился к работникам магазина, став помощником заведующего складом.
В работе Фатх Аль-Баб проявлял крайнее усердие. Склад занимал подвал, занимавший по площади почти столько же места, что и сам магазин. Повсюду — как на полках, так и на полу — были разбросаны мешки с зерном, однако они ежедневно находились кругообороте — одни уносили, другие приносили. Весы не простаивали без работы, а руки его — без регистрации товарооборота. По работе ему случалось встречаться с братом Самахой по крайней мере раз в день, по утрам, чтобы доложить ему о движении экспорта и импорта. Глава клана был доволен его энергичностью и бдительностью, находя в нём того, кто непроизвольно следил за заведующим на складе магазина, и в свойственной ему манере сказал:
— Я поощряю тех, кто старается, и бью тех, кто лодырничает…
Действуя по наставлению Сахар, Фатх Аль-Баб посетил Нур Ас-Сабах Аль-Аджами, мать своего босса, дабы отдать ей дань уважения. От её былой красоты не осталось и следа. Она приняла его как-то вяло, что указывало на то, что она не могла забыть о том оскорблении. Она вдруг спросила его:
— Как поживает твоя мать, Санбала?
Он ответил со смирением:
— Я не видел её с момента разлуки с ней по причине ненависти её нового мужа ко мне.
— Нет ей оправдания, она бессердечная, — сказала она в гневе.
Он покинул её, размышляя, что это последний раз, как он видится с ней.
По совету своей «бабушки» Сахар он снова навестил госпожу Фирдаус. Она мягко поприветствовала его, и её красота и элегантность ослепили его.
— Я наслышана о том, как ты активен в работе, и это меня радует.
Однако он заметил при этом, что она не познакомила его со своими детьми. Возможно, она просто отказывалась знакомить их с дядей, который был простым рабочим. Точно так же он оставил и её, считая, что навещает её в последний раз…