Эпоха Конца
Шрифт:
— Почтенный господин даже не попрощается?
Демон с восемью крыльями одевался в свою повседневную рабочую форму.
— Ты спал, когда я проснулся. Не хотел тебя будить, — Вуннар с улыбкой бросил взгляд на сонного друга.
— Ага, а вот на работу отправить, видимо, всегда не прочь…
Мужчина со смехом щелкнул Цвара по лбу и закончил одеваться.
— Да ладно тебе, неужели мы все умрем, если ты опоздаешь на часок или два, останься хоть позавтракать. Даже Зи еще не ушла…
Демон попытался встать и уговорить друга задержаться еще ненадолго, но вскоре махнул на эту затею,
— А, к Зааргу. Лень. До встречи и свободного полета тебе, друг.
— И тебе свободного полета, Цвар. Увидимся, — слова министра были оттенены нотами грусти и меланхолии. Прощание демонов с родичами всегда завершалось словами о свободе — не от рабства, но свободе в целом. Полетом же они звали не только путешествие по манящему их небу. Но и саму их жизнь.
Вскоре Вуннар покинул дом своего давнего товарища и направился на работу, когда же сам зельевар остался поспать еще немного — лишь до момента, пока внутренние часы не начали неустанно напоминать, что и его ждут дела.
Цвар отправился в лавку зелий, где можно было найти всевозможные варианты алхимических ингредиентов и готовых смесей. Для простых бола основными зельями были зелье сытости, заменявшее питательные вещества почти на некоторое время, и зелье доброго сна, защищавшее от кошмаров, весьма часто преследующих многих бола. Также тут были и настои невидимости, взрывные, морозные смеси, даже зелья, что укрепляют тело и реакцию, отпускаемые исключительно для самых могущественных воинов. Все же мало кто может сразиться с лютоволками, чтобы получить их зубы и кровь как ингредиенты… Кроме Шарля Пьемонта, Лимара Гваренском и других ходячих легенд.
Внутри уже работали его подмастерья — люди и прочие бола, хотя именно в области зельеварения лучше преуспевали неживые. Что до того, как за более чем шестьдесят лет Цвар сохранил интерес к алхимии… То он его и не сохранял. Демон вернулся в эту область два года назад, забросив ее перед тем примерно на пятьдесят лет — хотя кто ж упомнит точных сроков? Поприветствовав старшего алхимика, пусть и восстановленного, помощники, юные и не слишком, вернулись к работе, а сам он прошел в лабораторию мимо «цеха» производства.
В очередной раз глядя на старую книгу, в которой были записаны древние рецепты зелий, мужчина раздумывал над свойствами ингредиентов. Цвар ощущал, что скоро встанет на порог открытия, которое может внести его имя в историю. Что он сможет с гордостью встать наравне со своим другом, а не позади него.
И тем не менее решение пока ускользало от алхимика. Он проштудировал все рецепты — от тех, которые уже невозможно воспроизвести, как зелье гласа природы, позволявшего общаться с растениями и животными, до тех, что не использовали ввиду ненадобности, вроде зелья маны или зелья места встречи. И если первое не было нужно, то второе попросту не работало: Всеотец не отвечал на зов. Самих их, конечно, Цвар не помнил, но всегда старался найти закономерность.
Не имея привычки сдаваться, демон снова открыл фолиант, перечитывая описания ингредиентов, составленные с точки зрения мага древности.
— Хм… кровь змееволка. Почему змееволк? Может если попробовать заменить ее на более мощную кровь лютоволка… Нет, тогда она подавит,
Внезапно размышления демона прервал стук в дверь.
— Входите, — сказал он, со вздохом закрывая книгу.
— Прошу прощения, сэр. Вас вызывают в министерство магической инженерии. В запросе сказано, что надо перераспределить ресурсы и изменить количество заготовок некоторых зелий, — девушка с головой в руках, с ее собственной головой, говорила тихо и скромно.
Издав еще более тяжелый вздох Цвар ухмыльнулся, понимая, что придется отложить изобретения на потом.
— Проклятые вояки… ну, а куда деваться… Ладно, не шалите тут без меня.
С этими словами он вышел из лаборатории и направился в сторону дворца.
Нежеланная встреча
Не-жизнь лича так же тяжела, как и его смерть. Несмотря на свое неполное состояние между жизнью и смертью, ему необходимо питаться. Но вкуса Тифтар не чувствовал — язык сгнил. Речь его была скомканной и не всегда ясной из-за поврежденных голосовых связок, да и легкие работали как придется. В общем, со своим почти столетним стажем общения с бола этот неживой понял, как справляться с этим. Не общаться.
К такому выводу приходило большинство личей и некоторые другие часто встречающиеся виды неживых вроде упырей и недоедливых. Вообще у нежити было крайне пестрое разнообразие образов, форм и способностей среди своего рода — даже размножались они со своими особенностями, но всех их объединяла смерть. Безвременная, ранняя — когда-то ее называли «непредначертанная».
По легенде эти существа пришли из измерения, в котором само время застыло, где они обитали в темных пещерах, находя покой в уединении и совершенствовании, но все же частенько встревая в конфликты. Уже на Обеллосе нежить стала выбирать себе наследников, обращая трупы в своих родичей. Примечательно, что ради этого они никогда не убивали, в том числе и вампиры, обросшие сетью слухов.
Говоря о личах: они считаются проводниками воли Всеотца. Считались. Около тысячи лет назад, в Первую Ночь, когда император Ласаан Безумный изрек свое пророчество и запечатал могущественным запретом все порталы между городами на территории Империи, личи перестали слышать голос Обеллоса. Поначалу они страдали от этого, утешаясь словами последнего императора Эпохи Порядка, убитого собственным сыном в тщетной попытке восстановить сообщение между городами.
«В темный закат я пишу вам, друзья,
Те, кто прочтут, пусть вернутся в живых.
Беды, надеюсь, не тронут тебя,
Слушай, уверен в стремленьях своих.
Полчища адские ждут у ворот,
Натиск могуч, Всеотец, не молчи!
Хватит ли силы исправить исход,
Там, где когтей не разрубят мечи?
Десять веков будет бойня крепчать,
В омутах крови утонут мечты.
Сдаться нельзя, надо нам устоять —
С новым рассветом родишься и ты!»
Таковы были слова, что услышала вся Империя, прежде чем орды монстров явились из ниоткуда, сметая все на своем пути, уничтожая деревни, будто те были лишь карточными домиками, опустошая неготовые города, словно их стены ровным счетом ничего не значили.