Эпоха мертвых. Москва

Круз Андрей

Пока мы возились с погрузкой, мертвяков вокруг изрядно прибавилось, в дело даже несколько раз вступали пулеметы бронетранспортера, хотя боеприпасы к ним предполагалось хранить до рейда в городе. К тому моменту, как мы заскочили внутрь стального корпуса бэтээра, на нас перла целая толпа. К счастью, ждать нам больше ничего не надо было, дизели победно взревели, и тяжелый БТР прошел сквозь еще неплотную толпу мертвяков, даже не заметив ее. Разве что Соловьев выругался, предполагая, что от колес будет потом вонять. Это он верно предположил, кроваво-слизистый след тянулся за колесами машины еще долго.

Как же все странно получилось… Насколько люди сильнее

этих самых оживших мертвецов и насколько мир людей оказался перед ними беззащитным. То, что могло людей защищать, хранилось в далеких складах, за крепкими воротами, подальше от этих самых людей. И в самый критический момент тех, у кого был доступ к этой технике, к горам оружия, оказалось слишком мало. Что такое несколько полков, если считать тех, кто уцелел после массового дезертирства, на десятимиллионный мегаполис и огромную область? Даже не капля в море, а величина, стремящаяся к нулю. Несколько тысяч военных, которые еще и свои семьи должны спасать, и самих себя. Наш мир не умер, побежденный волной восставшей мертвечины, он просто сдал себя ей, без всякого сопротивления. Печально об этом думать сейчас, когда мы на своей бронетехнике играючи справляемся со всеми этими мертвяками. При этом осознавая, что мы побеждены ими. Уже побеждены.

Для меня это второе такое разочарование в жизни. Первое было раньше, когда я был еще ребенком. Тогда я всего не понимал, лишь позже осознал, что случилось. Когда сдали мою страну, которая не проиграла войну, не пала жертвой агрессии и даже не стала банкротом. С которой вообще ничего не случилось, казалось бы, живи да радуйся, строй светлое будущее. Ее сдали лишь потому, что лень было с ней возиться, зато хотелось денег и почестей, роскоши такой, какая у нас не полагалась, и если можно, то на халяву. Потому что к власти пришли мерзавцы с дураком во главе. А теперь такие же сдали весь мир, и тоже потому, что не хотелось возиться со слишком способным к самообороне народом. И все. Пришел вот этот самый полярный зверь с ценным мехом, только, блин, дохлый совсем. И воняет мертвечиной. И кусается, зараза такая.

Пока я предавался мрачным мыслям, наш бэтээр, вновь оторвавшийся от колонны, перемахнул через путепровод над Кольцевой автодорогой, и мы вкатили в город, пустынный и мрачный на фоне грязного неба, в которое поднимались дымы многочисленных пожаров.

В этом месте на улицах даже почти не было зомби, может быть, с пяток в поле зрения. Брошенные машины стояли местами у тротуаров, но немного. Здесь всегда парковка запрещена была, да и не было у людей причины парковаться вдоль проспекта. Справа бесконечные заборы спорткомплексов до самой «Войковской», слева – жилые дома, подъездами выходящие во дворы, или вообще ничего.

Поэтому наш БТР катил по проспекту почти в полной тишине, лишь свистящий звук дизеля эхом отдавался от молчаливых стен домов и возвращался к нам. Никого в окнах, многие оставлены распахнутыми, некоторые – выбиты. Один дом выгорел насквозь и представлял собой закопченную и потрескавшуюся от жара руину. Тяжко пахло гарью, а ветер нес дым. Город горел во многих местах.

Вынесенная витрина того самого магазина «Проспект», где я в первый день Катастрофы застрелил зомби, напавшего на охранника. Теперь витрина из небьющегося стекла мелкими сверкающими брызгами рассыпана по тротуару, в магазине блуждают несколько мертвяков. Среди них, как мне показалось, была толстая кассирша, не хотевшая оставить рабочее место и отказавшаяся взять с меня деньги за вторую тележку с продуктами. Жалко, если и вправду она. Но далеко, могло и показаться.

На вершине

путепровода возле «Войковской» мы остановились в первый раз. На «свечке» постройки семидесятых годов, что стояла слева, на высоте десятого примерно этажа, висел плакат с надписью: «Здесь живые!», а ниже была написана частота связи. Этого нам хватило. Соловьев, после того как мы огляделись и не обнаружили явных признаков близкого нападения, скомандовал колонне подтянуться к головному дозору. Вскоре возле нас остановились три остальные машины, и из КШМ сразу же начали вызывать по заявленным частотам и немедленно получили ответ. Ответил женский голос, истерически радостный. Нас уже увидели в окна и ждали вызова. Впрочем, мы выживших в окнах тоже разглядели, в бинокли и оптические прицелы. А я разглядывал в видоискатель камеры.

По тому, что нам сообщил женский голос в эфире, все запершиеся внутри – программисты, бывшие работники софтовой компании. Страсть смотреть в Интернет больше, чем в экран телевизора, их спасла. Они раньше других поняли, чем грозит происходящее вокруг, и решили спасаться, только вот спаслись, мягко говоря, не лучшим образом. Оделись по-туристски, серьезно запаслись едой и заперлись у себя в офисе, надеясь, что военные возьмут ситуацию под контроль и всех спасут. Оружия у них не было совсем, даже импровизированного, вроде монтировок из машин и молотков, рассчитывали лишь на крепость дверей и безопасность места. А потом выяснили, что в здании было слишком много зомби. Один человек несколько дней назад вырвался оттуда, чтобы отправиться за помощью, но больше никаких вестей о нем не было. Зато теперь под их дверью скопилось не меньше десятка мертвяков. Похоже, что те запомнили, что за стальной дверью есть живые люди.

Все это мы выяснили из краткой, но информативной речи. Один момент особо заинтересовал – зомби все же запоминают то, что им нужно. Еще одно подтверждение «теории ментального развития».

Соловьев, тоже сидевший на частоте, заговорил с захлебывающейся радостной истерикой женщиной в эфире:

– Девушка, спокойно! Мы всех спасем. Отвечайте прямо на мои вопросы, пожалуйста, это важно. Как поняли?

– Я поняла! Спрашивайте! – послышался радостный крик.

– Спокойней, – повторил он. – Вопрос номер один: вы в безопасности в своем офисе? К вам могут ворваться?

– Нет, дверь стальная. Не могут.

– Вопрос номер два: есть среди вас раненые или лица, нуждающиеся в срочной медицинской помощи?

– Нет.

– Вопрос номер три: вы голодаете или у вас есть продукты?

– Пока еще есть!

Соловьев кивнул удовлетворенно, поняв, что план операции менять не нужно, затем сказал:

– Мы вас вытащим, но не сейчас, а на обратном пути. Через несколько часов, но сегодня, еще до вечера. Сейчас мы направляемся в центр города, и там вам делать с нами нечего. Как поняли?

– Понятно… – В голосе по радио слышалось разочарование, но Соловьев на это не обратил ни малейшего внимания.

Вместо слов сочувствия он выдал им последние инструкции, в числе которых предписывалось быть готовыми к выходу в течение одной минуты, что подразумевало не просто быть собранными, а стоять у входной двери, и второе – снять плакат с частотами для связи. Я сначала удивился, да и те, к кому обращался Соловьев, тоже, но объяснил он легко: раз их уже обнаружили, то незачем привлекать дополнительно чье-то внимание. Неизвестно еще, чье именно удастся привлечь. И чем это закончится. Как у Винни Пуха: «Идет ли Слонопотам на свист? А если идет, то ЗАЧЕМ?»