Эпоха мёртвых. Начало
Шрифт:
– Присоединяйтесь, – согласился я. – Что с покойным делать будем?
Я показал на убитого водителя, которого женщина накрыла милицейской плащ-палаткой.
– Давайте с собой возьмем, – сказал мужчина. – Где-нибудь под деревьями похороним. Он лес любил.
Я повернулся к охраннику, протянул руку, представился:
– Сергей.
– Тезки, – пожал он руку мне.
– Маша, – назвалась женщина. – А эти двое – Сашка и Лика.
Она показал на державшихся за руки детей.
– Сергей, – представился я мальчишке, протягивая руку для пожатия.
Сергей Крамцов
21 марта,
На Ленинградке было относительно оживленно. Наверное, из города начали уезжать люди. В потоке несколько раз замечали и машины с военными номерами, судя по всему, с дезертирами.
Большинство московских радиостанций, работающих на коротких волнах, замолчали, но две основные новостные продолжали работать, причем в прямом эфире, без рекламы и музыки. В мнениях говоривших не было уже такого сумбура, как утром, вещи назывались своими именами. Обозначилось наконец название для главного врага – «зомби».
Звонившие много говорили о том, что военные перекрыли въезд в центр города и туда вообще невозможно попасть. Другие говорили о том, что военные в некоторых местах снимают заслоны и сами куда-то уезжают. По всему было понятно, что организованного сопротивления бедствию в городе нет. Никто не давал населению никаких конкретных советов или указаний, ничего не было слышно об обещанных убежищах. Власть самоустранилась, армия разбредалась, защищая саму себя и свое становящееся невероятно ценным имущество. Догадаться просто раздавать оружие населению никто не сумел, хотя именно в этом случае страна бы выжила. Люди сумели бы отбиться от нашествия ходячих трупов, если бы было чем отбиваться. Однако реакция власти в такие смутные времена всегда обратна логичной – стараются убрать оружие подальше от народа.
Много говорили о том, что подобное происходит не только в Москве. Сведения об оживших мертвецах шли уже со всего мира, чем дальше – тем больше. Петербург был уже наводнен зомби, там ситуация развивалась, как в Москве, но с отставанием в несколько часов. Общее настроение было чем-то вроде смеси паники с полным непониманием происходящего.
Пост ГАИ на выезде был покинут, машины никто не останавливал и не досматривал. На путепроводе возле Химок в ряд стояло с десяток новеньких БМП-3, солдаты сидели на броне, но никакой активности не проявляли. Вокруг колонны лежало несколько трупов расстрелянных мертвяков. У меня мелькнула было идея попытаться и у них разжиться патронами, но я ее отмел – это подразделение пока выглядело вполне организованной силой и распродавать имущество явно не собиралось.
После военных на глаза попалась сгоревшая милицейская машина, которая еще дымилась. В кабине угадывались очертания двух обугленных тел, обгоревшие двери были пробиты пулями. Возле машины топтался непонятно как сюда забредший мертвяк, явно собираясь полакомиться горелой человечиной. Мы притормозили, и я застрелил его, высунувшись в окно. Я запомнил все об изменениях Витьки-алкаша, дорвавшегося до человечины без ограничений.
Проезжая Солнечногорск, видели на улицах пару мертвяков, видели и людей с охотничьими ружьями, и омоновцев с автоматами, хоть и немного. Пока все выглядело так, будто люди еще как-то контролируют ситуацию. Но надолго ли?
Когда асфальт закончился, «Волга» тащилась за нами некоторое время, совсем недолгое, после чего забуксовала и села на брюхо. Мы с Лехой просто заслушались
До дачи добрались без приключений. Подъехали к воротам садового товарищества и обнаружили их запертыми. Калитка тоже была на замке, но стоило мне ее подергать, как из домика выбежал Петрович – местный сторож. В руках у него была старенькая двуствольная «тулка» двенадцатого калибра. Надо же, а я и не знал, что Петрович еще и вооруженный страж садово-огородной собственности.
– Петрович, чего заперся? – спросил я его.
– Сереж, ты, что ли? В армию подался? – удивленно уставился он на меня, смутившись вполне по-форменному выглядящей «горкой» и разгрузкой.
– Почти что, – подпустил я туману. – Так чего забаррикадировался?
– Да тут какой-то странный мужик ходил, – отмахнулся Петрович. – Морда в крови, я его окликнул, а он как кинется на меня, мычит чего-то. Я от него в дом, а он в дверь ломится. Я с перепугу давай ружье доставать, какое, почитай, лет пять не трогал. Пока патроны нашел, то да се, тот ушел. По следам вроде как обратно пошел, прочь из поселка, вот я и заперся.
– В следующий раз появится – стреляй ему прямо в башку, – решительно заявил я.
– Так он этот… из тех, что по телевизору рассказывают?
Петрович ткнул большим пальцем куда-то себе за спину, подразумевая, что там у него телевизор.
– Этот самый, – подтвердил я. – Укусит – сам таким же станешь. Патроны-то есть у тебя?
– С десяток имеется. Только дробь мелковата.
Я задумался. Вообще-то для нас Петрович – первая линия обороны. Нам было бы выгодно иметь на этом месте хорошо вооруженного сторожа, а не плохо вооруженного. Лишнего у нас не водится, как у всех нормальных людей, но все же выделить с полсотни «четырех нолей» мы вполне способны.
– Могу еще пять коробок тебе подкинуть, четырехнулевки. Возьмешь?
– Спрашиваешь! – обрадовался Петрович. – Ты мне что ни дай – я все возьму!
– Тогда отпирай ворота, запускай машины и садись к нам.
– Лады. А кто это с вами? – вдруг насторожился он.
– Друзья. Люди. Народ.
Петрович кинулся открывать ворота. Колонна втянулась в узкую дачную улицу, и сторож снова запер ворота следом за нами, после чего подбежал к нашему «крузаку» и залез на заднее сиденье. Мы снова тронулись с места, и я сказал Петровичу то, что уже давно собирался:
– Петрович, у нас народу много, поэтому мы вскроем дом напротив, часть заселим туда.
– Это какой напротив? – опешил сторож. – Как так – «вскроем»? А хозяева?
– Хозяев, может, уже и в живых нет, – объяснил я. – В городе война, считай. Ломать, красть, портить ничего не будем, просто ночевать людям нужно. Если хозяева приедут – мы с ними сами разберемся.
– Не-э, так не пойдет. Как так – в чужом доме жить? Не разрешаю, – строго сказал Петрович.
– Петрович, итить, да я разрешения-то не спрашиваю, – перешел я на откровенность. – Я тебя уведомляю, по законам военного времени. Дом реквизируется для спасательных целей. Все. Диспут окончен. Не нравится – жалуйся в милицию. Или кому хочешь.