Эпоха невинности
Шрифт:
Слова эти лишь послужили подтверждению мыслей мисс Арчер, и она улыбнулась.
— Бедняжка Эллен, — сказала она и сочувственно добавила: — Мы должны помнить о том, какое эксцентричное воспитание она получила от Медоры Мэнсон. Чего можно ожидать от девушки, которая появилась на своем первом балу в черном платье?
— Неужели? Я этого совершенно не помню! — сказал мистер Джексон и тоже воскликнул «Бедняжка!» тоном человека, который, наслаждаясь воспоминаниями, убеждает себя в то же время, что тогда уже чувствовал, что это предвещает беду.
— Странно, что она сохранила это дурацкое имя — Эллен. Нет чтоб изменить его, скажем, на Элэйн, — сказала Джейни и огляделась вокруг, чтобы увидеть впечатление от своих слов.
— Почему именно «Элэйн»? — засмеялся
— Ну не знаю. Это звучит более… более по-польски, — сказала она, снова покраснев.
— Это больше привлекает внимание, а я не думаю, чтобы она была в этом заинтересована, — сухо заметила миссис Арчер.
— Почему нет? — вмешался ее сын, повинуясь внезапному желанию поспорить. — Почему она не должна привлекать внимание? Почему она должна прятаться, как будто она себя опозорила? Она превратилась в «бедняжку Эллен», потому что ей не повезло в браке, но я не вижу причины, из-за которой она должна ходить понурив голову, словно преступница.
— Насколько я понимаю, — задумчиво произнес мистер Джексон, — эта та линия, которой собираются следовать Минготты.
Молодой человек покраснел.
— Я не нуждаюсь в суфлерах, если именно это вы имели в виду. Мадам Оленская несчастна, но она не отверженная.
— Но ходят слухи… — сказал мистер Джексон, нерешительно взглянув в сторону Джейни.
— О, я знаю — насчет секретаря, — подхватил Арчер. — Ничего, ничего, мама, Джейни уже достаточно взрослая. — То ли так, то ли этак — но секретарь помог ей уехать от мерзавца мужа, который обращался с ней как с пленницей. Ну и что? Надеюсь, среди нас нет человека, который не поступил бы так же в подобных обстоятельствах.
Мистер Джексон, слегка повернувшись, подозвал взглядом через плечо угрюмого дворецкого.
— Может быть… того соуса… совсем чуть-чуть. — И, положив себе немного, продолжил: —Мне сказали, она ищет дом. Собирается поселиться здесь.
— А я слышала, что она собирается разводиться, — рискнула вставить Джейни.
— Надеюсь, она это сделает! — воскликнул Арчер.
В мирной, безмятежной обстановке гостиной Арчеров эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Тонкие брови миссис Арчер подскочили вверх, что означало: «Здесь дворецкий!» — и молодой человек, мысленно обругав себя за потерю вкуса — что, разумеется, и значило обсуждение столь интимного вопроса на публике, — поспешил перейти к рассказу о посещении старой миссис Минготт.
После обеда, по старинному обычаю, миссис Арчер и Джейни, оставив джентльменов внизу курить, прошелестели длинными шелковыми юбками наверх в гостиную, где, усевшись друг напротив друга у круглой лампы за рабочим столиком красного дерева, под которым был зеленый шелковый мешок, принялись с двух сторон вышивать полевые цветы на коврике для запасного стула в гостиной юной миссис Ньюланд Арчер.
Пока в гостиной совершался этот ритуал, Арчер усадил мистера Джексона в кресло у камина в готической библиотеке и вручил ему сигару. Мистер Джексон удовлетворенно погрузился в кресло. Поскольку сигары покупал сам Ньюланд и, следовательно, за качество можно было не опасаться, он с удовольствием раскурил ее, подтянув свои тощие лодыжки поближе к углям, и заметил:
— Так вы говорили, что секретарь только лишь помог ей бежать, мой юный друг? Но процесс помощи затянулся надолго — год спустя их видели в Лозанне. Они жили вместе.
Ньюланд покраснел:
— Ну и что такого? Она что, не имеет права начать все сначала? Меня тошнит от наших лицемерных обычаев, из-за которых молодая женщина должна похоронить себя заживо, в то время как ее муж предпочитает забавляться с проститутками.
Он сердито замолчал и отвернулся, чтобы раскурить свою сигару.
— Женщины должны обладать той же свободой, что и мы, — объявил он, сделав сенсационное открытие, и раздражение помешало ему понять все его значение и последствия.
Мистер Силлертон Джексон подвинул лодыжки поближе к огню и сардонически свистнул.
— Что ж, — сказал он после некоторой паузы, — я думаю, граф О ленский разделяет ваше мнение, поскольку, как мне известно,
Глава 6
В тот вечер, когда наконец мистеру Джексону удалось заставить себя убраться восвояси, а дамы отправились в свою всю в ситцевых занавесках спальню, Ньюланд Арчер в задумчивости поднялся в свой кабинет. Невидимая волшебная рука, как всегда, развела огонь в камине и прикрутила в лампе фитиль; и уютная комната с рядами бессчетных книг, бронзовыми и стальными фехтовальщиками на каминной полке, фотографиями знаменитых картин, как всегда, гостеприимно приняла его в свои объятия.
Он уселся в кресло у камина, и взгляд его упал на огромную фотографию Мэй Уэлланд, которую она подарила ему в начале их романа и которая постепенно вытеснила все остальные портреты с его стола. С неведомым ранее чувством благоговения он смотрел на этот чистый лоб, серьезные глаза и смеющийся рот невинного создания, которое отныне ему предстояло беречь и охранять от невзгод. Внушающий священный трепет «продукт» общественной системы, к которой он принадлежал и в которую верил, эта юная девушка, не знающая ничего и ожидающая всего, обернувшись, смотрела на него как незнакомка, и сквозь это неизвестное лицо проступали любимые черты. И какое-то смутное предчувствие зашевелилось в нем уже не в первый раз, предчувствие того, что брак — не тихая пристань, как всегда ему говорили, а путешествие по неизведанным морям.
История с Оленской сдвинула с места его устоявшиеся убеждения, и, оживившись, в мозгу его зашевелились весьма опасные мысли. Его собственные слова: «Женщины должны быть так же свободны, как и мы», — затронули саму основу проблемы, которой в его мире, с общего молчаливого согласия, не существовало.
«Порядочным» женщинам, как бы с ними ни обращались, никогда бы и в голову не пришло требовать той свободы, которую «великодушные» мужчины вроде него в пылу спора могли им предложить. Эти словесные щедроты были на самом деле мыльным пузырем, который лопался и обнажал паутину условностей, опутывающую все и крепко держащую людей в рамках старых обычаев.
Он взял на себя защиту кузины своей невесты — но ведь, окажись на месте кузины сама Мэй, разве он не призывал бы на ее голову громы и молнии Церкви и государства? Конечно, дилемма была абсолютно гипотетической — он же не мерзкий полячишка-аристократ, и было бы странно обсуждать, что он бы делал, если бы им был. Но Ньюланд Арчер обладал достаточным воображением, чтобы не почувствовать: их союз с Мэй мог бы порваться и от гораздо менее веских причин. Как они, в самом деле, могут узнать друг друга, если он, как «порядочный» молодой человек, обязан скрывать свое прошлое, а она, как «девушка на выданье», обязана его вообще не иметь? Что, если по какой-то неизвестной причине они устанут друг от друга, перестанут понимать друг друга, станут раздражать друг друга? Что тогда? Он мысленно перебрал браки своих друзей — якобы счастливые — и не нашел ни одного, который бы даже отдаленно соответствовал картине той страстной и нежной дружбы, которую он рисовал себе, думая о них с Мэй. Он понял вдруг, что эта картина, о которой он так мечтал, требовала от Мэй свободы суждений, опыта, размаха мыслей — словом, всех тех черт, отсутствие которых в ней старательно воспитывали. Он ужаснулся предчувствию, что их брак обречен стать таким же, как все остальные вокруг, — скучным союзом материальных и общественных интересов, который скреплен, с одной стороны, лицемерием, а с другой — неведением. Ближе всего к этому завидному идеалу был Лоуренс Леффертс, решил Арчер. Как и полагалось верховному жрецу «хорошего тона», он достиг таких виртуозных высот в том, чтобы отшлифовать свою жену соответственно своим надобностям, что даже в самом разгаре его романа с очередной замужней дамой она улыбалась простодушно, лепеча: «Ах, Лоуренс — человек таких невыносимо строгих правил», — и негодующе краснела, отводя глаза, если кто-нибудь в ее присутствии намекал на то, что Джулиус Бофорт (чего еще ждать от сомнительного иностранца) имел побочную семью.