Эпоха перемен (рассказ свидетеля Великого Распада)
Шрифт:
Я не стал расстраивать старика и не сказал ему, что слышал точно такие же истории о первых секретарях узбекской, таджикской, туркменской, киргизской компартий. Разница была только в должностях заговорщиков, да в такой маленькой детали, как противоядие в коньяке.
Подошли сыновья и племянники Алиевича, встали рядом с ним скромно. Смущались то ли его, то ли меня. Алиевич посмотрел на них вопросительно.
–Это город в Киргизии 4 , – сказал старший по виду.
4
Я
–Да!? – удивился Алиевич, – и далеко отсюда?
–Не очень.
–Гм, – Алиевич задумчиво посмотрел перед собой на приближающийся автобус.
–Это какой автобус? – спросил он. – Наш?
– Нет, ташкентский, – тихо ответил сын или племянник.
– Это мой автобус. Прощайте, – сказал я Алиевичу, от сердца пожимая руку симпатичному старику, – и не переживайте – ваш младший сын вернётся из Джелалабада живым и здоровым! – автобус рванул с места, а старик с сыновьями и племянниками остались стоять с открытыми ртами.
Глава 5. Секретарь парткома
Итак, летом 1980 года я приехал в Макушино. Почему в Макушино – не знаю, так получилось. Мне хотелось в Сибирь, в самую кондовую русскую глубинку. Главврачом тогда был Лошадкин. Ему только что исполнилось тридцать два года, у него не было ещё язвы, он не принимал пищу ни тридцать два, ни пятьдесят девять раз в сутки и не был Героем Социалистического Труда. И, самое главное: звали его тогда по-другому: не Марком Владленовичем, а Марксом Владиленовичем.
Маркс Владиленович принял меня неприветливо – он был отчего-то не в духе.
–Хирург? Ну, нужны хирурги. Нате вам ключ от двадцать девятого кабинета и скажите Фаине Ивановне, что она поступает в ваше распоряжение. Как хирургическая сестра, разумеется.
Что-то в голове у меня кувыркнулось, бог знает почему, я представил себе толстую старуху со злым лицом, седыми патлами, выпуклыми, словно сливы, глазами, с папиросою во рту. Я отправился искать её, чтобы сообщить, что она поступает в моё полное распоряжение, разумеется, как хирургическая сестра. Едва я открыл двадцать девятый кабинет, как тотчас в него вошла женщина в белом халате, как две капли воды похожая на только что сложившийся в моей голове портрет.
–Вы Фаина Ивановна? – спросил я, совершенно уверенный в своей правоте, но она оборвала меня.
–Я Сара Абрамовна Каценфройнд, а Фаина Ивановна в реанимации. Как реанимационная сестра, разумеется. А вы из райкома?
–Нет, я назначен в ваше учреждение хирургом, – сказал я, отметив про себя, что моё ясновидение начало давать сбои.
–А! Ну-ну, – и она, достав пальцами с жёлтыми выпуклыми ногтями папиросу из пачки «Севера», задымила. – Идите, идите, – сказала она, увидев мою заминку, – я ничего не украду.
–Я не сомневаюсь, что вы ничего не украдёте, но…
–Впрочем, я хотела с вами посоветоваться. У меня в детском отделении подростки мужского и женского пола бегают друг к другу
–О! – искренне удивился я.
–А чтобы режим соблюдался, я хотела бы снять со всех трусы. Как вы думаете, это можно?
–С точки зрения прав человека – едва ли.
–Вы думаете? Гм… Когда я была в Евпатории главным врачом санатория, я со всего корпуса снимала трусы. Кстати, вы бывали в Евпатории?
–Увы, кроме Средней Азии, нигде не был: Душанбе, Самарканд, Джетисай, Гулистан, Янгиер – слышали?
Она пропустила мой ответ и вопрос мимо ушей.
–Ах, Евпатория, Евпатория – голубая страна, обсыпанная ракушкой, песком и извёсткой. Там так медленно по небу едет луна, поскрипывая колёсами, как крымский татарин с повозкой… 5 Кстати, вы слышали о судьбе крымских татар?
–Да я и сам в некотором роде крымский татарин.
–Да ну! А как ваша фамилия?
5
Сара Абрамовна на свой лад читает поэму Есенина «Емельян Пугачёв»
Я назвал. Она некоторое время тупо смотрела на меня своими сливовыми глазами. Наконец, до неё дошло:
–А, в этом смысле! Ну, идите, идите к своей Фаине Ивановне. Вам повезло – идеальная операционная сестра. И человек хороший. Я её искренне люблю, но предостерегаю вас: она секретарь больничного парткома, при ней – ни слова о политике, и ни в коем случае не говорите, что вы диссидент.
–Помилуйте, да разве я сказал вам, что я диссидент?
–Зачем же говорить – это и так видно.
Я засмеялся:
–Уверяю вас, почтенная Сара Абрамовна, вы сильно ошиблись: я не люблю диссидентов, ибо предвижу результаты их деятельности.
–Какие результаты?
–Плачевные, – ответил я, закрывая за ней дверь двадцать девятого кабинета. – Так где, вы говорите, реанимационное отделение?
–На втором этаже, прямо против лестничной клетки. Будьте осторожны, наша техничка Вера Степановна только что вымыла лестницу – не убейтесь.
Я пошёл по указанному адресу. В реанимационной палате над постелью больного склонились двое в белых халатах – мужчина и женщина. Я спросил разрешения войти и отрекомендовался.
–Главный анестезиолог Михаил Ив'aнов сын Похлёбкин, – подал мне руку мужчина.
Я немного стушевался от такого представления, но быстро овладел собой:
–А вы, если не ошибаюсь, Фаина Ивановна? – обратился я к женщине.
Она повернулась и посмотрела на меня. У неё были большие ярко-синие глаза.
–Маркс Владиленович сказал, что вы будете моей хирургической сестрой. Приказ он подпишет сегодня же.
–Хорошо, – сказала она просто. И голос её мне сразу понравился.
Ей было сорок три года, но кожа её была гладкой и упругой, как у ребёнка. Я вгляделся в её внутренние органы и невольно воскликнул про себя: «Вот это да!» – они были здоровыми и чистыми, как у восемнадцатилетней девушки.