Эпоха викингов в Северной Европе

Лебедев Глеб Сергеевич

Основное, среднее звено вассальной иерархии, непосредственно связывавшее конунга с податным населением области, округа (херада) — лендрман. Звание lendr madr впервые появляется в скальдической поэзии в первой половине XI в. [47, с. 137, 250]; Сигват Тордарсон (ок. 1038 г.) называет лендрманов greifar — «графы», этим заимствованием (англ. gerefa, нем. Graf) словно подчеркивая феодальный характер нового титула. Источником власти лендрмана было королевское пожалование: lends manns r'ett — «право лендрмана, полученное от конунга», включало l'an ok yfirs'okn — «лен (вейцлу) и управление», прежде всего — сбор в свою пользу податей, landskyld, до пожалования причитавшихся конунгу. Лендрман был обязан предоставлять конунгу определенное количество воинов, содержать их за счет получаемой вейцлы, а при сборе ледунга — руководить народным ополчением. По нормам XIII в. лендрману подчинялось 40 дружинников, h'uskarlar (Hirdskra, 35). Дискуссия о численности лендрманов «Хирдскры» длится более ста лет; их количество в Норвегии определяли в пределах от 20–30

до 120 человек. Ведущий советский исследователь скандинавского средневековья А.Я.Гуревич, основываясь на собственном анализе письменных данных, полагает, что количество королевских вассалов было, безусловно, больше трех десятков, и если и не достигало 120, то «во всяком случае, оно было довольно значительно» [47, с. 138]. Можно допустить, что в Норвегии XI–XIII вв. одновременно функционировали 60–70 лендрманов, управлявших 2500–3000 дружинниками (при численности ледунга в 12–13 тыс.). Аналогичные отношения для Швеции дадут ту же картину (12 тыс. — ледунг, следовательно, около 3 тыс. дружинников при 60–70 лендрманах). В Дании соответствующие показатели — в три раза больше (35 тыс., 9 тыс. и 250 человек). При этом общая численность датского «королевского войска» (9 тыс.) совпадает с предельной вместимостью королевских крепостей, так называемых «лагерей викингов» конца X в. (Аггерсборг — 3000–4500 воинов, Треллеборг, Фюркат и Ноннеберг — по 1000–1500 воинов). Общая численность феодального класса Норвегии, Швеции и Дании не превышает 12–15 тыс., из них не более 400 — лендрманы, находящиеся в вассальной зависимости от конунга, а остальные — воины-профессионалы, дружинники, состоящие на службе у лендрманов.

В первой половине XI в. в основном завершилось формирование этой раннефеодальной общественной структуры во всех скандинавских странах. Данные письменных памятников в сочетании с немногочисленными руническими надписями эпохи викингов позволяют констатировать, что к этому времени конунги добиваются единовластного контроля над территорией своих стран; подчиняют и в значительной мере перестраивают административную структуру; обеспечивают регулярное поступление налогов, платежей и повинностей, выступающих в виде начальной формы феодальной эксплуатации; создают иерархически организованную военную силу и обеспечивают ее частью изымаемого у бондов общественного продукта. Сложившаяся в конце IX — первой половине XI в. общественная система представляет собою особый, отмеченный еще К.Марксом вариант феодального строя, характеризующийся ленами, состоящими только из дани; исследования советских ученых подтвердили справедливость и обоснованность этой характеристики [226, с. 9–12, 87–99; 227, с. 52–53, 258, с. 76].

Созданный на этой основе феодальный класс был немногочисленным по сравнению с воинскими контингентами ледунга или «движения викингов». 12–15 тыс. профессиональных воинов, обеспеченных королевскими вейцлами, не в состоянии были успешно продолжить экспансию викингов, да и не слишком нуждались в завоеваниях, в изнурительной борьбе с рыцарством других стран. Для решения же внутриполитических задач этих сил было вполне достаточно.

Новая общественная структура в письменных источниках фиксируется лишь в XI в., уже в сложившемся виде. Динамику ее формирования в IX–X вв. можно представить только на основе археологических данных. Соотношение этих данных для разных скандинавских стран будет различным. В Норвегии (а именно исландско-норвежские письменные памятники составляют основной фонд древнесеверных исторических источников) наиболее детально изучен процесс сельского расселения [370; 374; 323; 361; 382]. Изданы материалы норвежского «вика», Каупанга-Скирингссаля [292], однако сам этот центр значительно менее репрезентативен, чем шведская Бирка или датский Хедебю. Всемирно известные «королевские курганы» с погребениями в кораблях (Усеберг, Гокстад, Туне) [297; 366; 391] дают важный материал для истории королевской династии Вестфольдингов [296]. Массовые норвежские погребения изучены значительно менее систематично [390]. Таким образом, норвежские памятники позволяют детально проследить формирование усадебной системы, характеризующей положение бондов и в IX–XI вв. сравнительно стабильной, и дают яркие, во многом уникальные данные о погребальном обряде высшей знати, однако эти данные необходимо рассматривать в более широком контексте.

Такой контекст для эпохи викингов создают прежде всего материалы шведского торгового центра IX–X вв. Бирки [269]. Их анализ на фоне всей совокупности древностей Швеции [399] позволяет выделить некоторые общие закономерности развития погребального обряда и стоящих за ним социальных изменений [109; 319].

Датские древности, систематизированные в сводной работе И. Брендстеда, недавно стали объектом новаторского исследования датского археолога К.Рандсборга, результат которого — реконструкция социально-экономических аспектов процесса образования государства [300; 378; 380]. Социально-политические процессы, изменения общественной структуры, производные от базисных социально-экономических, наиболее детально могут быть восстановлены по изменениям системы взаимосвязанных типов и вариантов погребального обряда, «ансамбля некрополя»; типы ритуала, восстановленные по материальным остаткам, отражают эволюцию определенных социальных норм, конституирующих те или иные общественные группы [110, с. 24–31].

Ансамбль некрополя скандинавов эпохи викингов объединяет несколько разновидностей более или менее массовых (статистически

характеризуемых) вариантов и типов обряда: кремации типа А (в урне); В (в ладье); С (без урны, на кострище); ингумации типа D1 (в грунтовой могиле, в гробу); в погребальных камерах — типы D2, Е, F; в ладье (производный от вендельского обряда Vt тип Bg, и подкурганные погребения типа Nt). Каждый тип и вариант обряда характеризуется особым набором признаков, относящихся к виду погребения (кремация — ингумация), способу захоронения (в урне, гробу, камере и т. д.), конструкции погребального сооружения (размеры и структура насыпи, грунтовой могилы), составу и размещению погребального инвентаря. Материальные признаки, наблюдаемые археологами, есть не что иное как результат целенаправленных действий («ступеней ритуала»), состав, последовательность и количество которых позволяет, во-первых, связать типологически родственные варианты обряда в цепочки типов; во-вторых, определить тенденции их развития (усложнение или упрощение ритуала); в-третьих, выделить хронологические пласты, отражающие изменение социальных норм в раннюю, среднюю и позднюю эпохи викингов.

За пределами рассматриваемой совокупности погребальных памятников остаются «королевские курганы» Норвегии, сосредоточенные главным образом на юге страны и связанные единым ритуалом в особую группу «погребений в корабле», тип Sg. Эти комплексы следует рассмотреть каждый в отдельности:

Гуннарсхауг (или Сторхауген) в Рогаланде, самое раннее из погребений типа Sg (VIII в.). Под курганом высотой 6 м, диаметром 40 м в яме длиной более 20 м находился корабль, ориентированный с севера на юг. Вокруг корабля — защитная каменная кладка. В средней части судна устроена погребальная камера; среди разнообразных вещей — богатое оружие.

Грёнхауг (там же, поблизости) — разграбленный курган аналогичной конструкции; оба, видимо, связаны с династией местных конунгов, одному из которых, противнику Харальда Прекрасноволосого, народная молва и приписывает «курган Гуннара», Гуннарсхауг [362, с. 67–79].

Усеберг в Вестфольде (дата по C14 760 плюс/минус 60). Курган высотой б м диаметром 44 м; корабль в основании насыпи перекрыт защитной каменной кладкой. В средней части судна — погребальная камера с захоронением двух женщин (около 30 и около 60 лет). Погребение сопровождали захоронения 14 лошадей, 4 собак и быка. Исключительно богатый сопроводительный инвентарь включает кровати, кухонную утварь, сундуки и бадьи, постели, украшения, ручной ткацкий станок, украшенные резьбой сани и четырехколесную повозку. Этот курган приписывают Асе, дочери конунга фюлька Агдир, Харальда Рыжебородого, жене конунга Вестфольда Гудрёда Великолепного, матери конунга Хальвдана Черного, бабке Харальда Прекрасноволосого.

Гокстад в Вестфольде, середина — вторая половина IX в. Курган высотой 5 м, диаметром до 50 м скрывал яму, в которой находился корабль длиной 20 м, ориентированный с севера на юг. В средней части — погребальная камера, в древности разграбленная. По бортам висело 32 щита, вдоль бортов — костяки 12 лошадей и 6 собак. Сохранившийся в камере скелет высокого мужчины (рост 178 см), страдавшего хроническим суставным ревматизмом, идентифицируют с конунгом Олавом Гейрстадальфом, сводным братом и соправителем Хальвдана Черного (по Снорри, он был высокого роста и умер от «болезни ноги» [Сага об Инглингах, 49]).

Туне в Остфольде, середина X в. Глиняная насыпь высотой 4 м и диаметром 80 м перекрывала установленный в основании корабль, ориентированный с северо-северо-востока на юго-юго-запад. Погребальная камера помещалась на корме, здесь находились скелеты человека и лошади; могила разграбленная.

Ладбю (Дания). Единственное известное за пределами Норвегии погребение типа Sg — курган X в. представляет собою позднюю модификацию норвежского погребального обряда [408].

Королевские ингумации в кораблях маркируют статус высшего слоя раннефеодальной иерархии (использовавшей при этом вендельскую традицию). Основной слой этой иерархии в эпоху викингов представлен ритуалом камерных погребений, в Бирке образовавших сложную иерархию типов F-E-D2. В этом обряде континентально-германские традиции объединены с некоторыми вендельскими элементами и дружинно-торговыми атрибутами сожжений в ладье. Примерно сотня камерных могил Бирки документирует существование новой господствующей группы, иерархически организованной, вооруженной, контролирующей важнейшие функции шведского вика. Аналогичная ситуация — в Хедебю, где письменные источники позволяют связать камерные могилы с дружиной шведских конунгов-викингов и где открыта уникальная так называемая «ладейно-камерная могила» (Bootkammergrab), объединяющая черты нового дружинного обряда с ритуалом старой племенной знати; [263, с. 61–115; 334, с. 141–144]. В целом камерные погребения эпохи викингов должны быть отождествлены с общественным слоем, обозначенным в источниках IX в. (современных зарождению ритуала) как primores (potentes, principes, fidelibus — «могущественные», «знатные», «верные» (конунгу)), с теми, кто составлял совет при короле, congregatio, consilium [Rimbertus, X, XV, XXIV]; эквивалентом в скандинавской социальной терминологии может быть прежде всего grid, hird — «королевская дружина». Эта атрибуция сейчас не вызывает принципиальных возражений и у скандинавских исследователей могильника Бирки [109, с. 151–156; 319, 79–80].