Эпопея любви
Шрифт:
Часа в два в толпе, окружавшей дворец, началось какое-то волнение. В конце улицы показались носилки, их сопровождали солдаты, вооруженные аркебузами.
— Король! Король!
Все обнажили головы, но боль и возмущение оказались сильнее почтения к королевскому сану, и у кого-то вырвался крик:
— Отомстим!
Королевские носилки остановились, и все увидели, что прибыли король, Екатерина Медичи и герцог Анжуйский. Бледный, мрачный Карл IX обратился к стоявшим рядом дворянам:
— Господа, я, так же как и вы, жажду отомстить. Более того, это мой долг, ибо адмирал был у
— Да здравствует король! Да здравствует король! — пронеслось в толпе.
Известие о нападении на Колиньи король получил в зале для игры в мяч. Он сражался с командой под предводительством Телиньи, зятя адмирала. В зал со слезами на глазах ворвался потрясенный барон де Пон.
— Сир, адмирала только что убили!
Карл IX, который собирался запустить мяч, так и застыл ошеломленный. Телиньи, Генрих Беарнский, Конде и остальные присутствовавшие при игре гугеноты выбежали из зала и кинулись на улицу Бетизи.
— Боже мой! — наконец произнес король. — Что вы сказали? Я не ослышался?
— Это правда, сир, чистая правда!
И барон де Пон рассказал о событиях, развернувшихся у монастыря Сен-Жермен-Л'Озеруа. Карл в бешенстве отшвырнул мяч.
— Ну уж это слишком! — воскликнул король. — Каждый день на улицах убивают. Господа парижане творят, что хотят! А я король и поступлю, как я хочу! Не хватало еще, чтобы стреляли в королевских военачальников!
Король стремительно вернулся в Лувр и потребовал, чтобы к нему явились господин де Бираг и парижский прево. Первым пришел прево: он как раз в это время был во дворце.
— Сударь, — обратился к нему Карл, — вы мне найдете убийцу адмирала. Даю вам три дня!
— Но, сир… — попытался возразить прево.
— Идите, идите, сударь! — закричал король. — Три дня, слышали, а не то объявлю вас сообщником и вы предстанете перед судом.
Объятый страхом, прево удалился. Через час явился канцлер де Бираг. Ожидая его, король нервно мерил шагами комнату.
— Сударь, — спросил канцлера король, — какое наказание мы установили для горожан, носящих оружие.
— Сначала — штраф, его величина зависит от состояния обвиняемого, а потом — тюремное заключение.
— Так вот, сударь, сегодня я издам новый указ, запишите. Канцлер почтительно склонился в ожидании, а король продиктовал:
«Горожанин, замеченный в ношении оружия, будь то аркебуза, шпага, кинжал, пистолет, арбалет, алебарда или пика, будет схвачен и без суда посажен в тюрьму на десять лет. Тот, кто попытается тайно скрыть оружие под плащом, будет препровожден на эшафот и повешен через двенадцать часов, дабы он за это время успел принести покаяние и примириться с Господом, если отягощен смертными грехами».
— Сир, — сказал де Бираг, — указ будет оглашен сегодня же, но Ваше Величество позволит мне одно замечание?
— Говорите, сударь.
— Указ касается всех горожан?
— Конечно, всех, естественно, исключая дворян.
— Хорошо, сир, но позволю себе заметить, что уже давно ни один парижанин не выходит на улицу без оружия.
— Вот лишнее доказательство тому, что им плевать на королевские указы. Что вы хотите сказать? Что невозможно
Бираг откланялся и вышел. А король обратился к свите:
— Господа, извольте сохранять мир с гугенотами. Хвататься за шпагу стоит лишь ради блага короля и Франции, а вовсе не для того, чтобы раздувать междоусобные пожары. Гугеноты теперь наши друзья и союзники, так и знайте!
Сказав это, король знаком велел придворным удалиться. Оставшись один, Карл бросился в кресло и задумался:
«Клянусь Богом, чума побери того негодяя, что стрелял в адмирала!.. Теперь придется отложить поход на Нидерланды… А ведь в этой войне — мое спасение: все гугеноты уберутся из Парижа воевать… Пусть там дерутся, в Нидерландах, мне здесь спокойнее. После войны меньше вернется обратно. Но неужели Колиньи — предатель, как уверяет меня матушка? Действительно, дать ему армию и отправить с друзьями подальше от Парижа — верный способ его утихомирить. Колиньи бы уехал, за Генрихом Беарнским присмотрела бы Марго, а сестрица меня любит… Остался бы только Гиз, с ним я как-нибудь справился бы. Неплохая политика, не хуже, чем матушкины интриги…»
Карл IX два часа просидел в одиночестве в кабинете, демонстрируя, как он скорбит по адмиралу. Потом король наскоро пообедал и велел передать королеве Екатерине и герцогу Анжуйскому, что желает отправиться к адмиралу в их сопровождении. Королевскую карету эскортировала рота под командованием де Коссена, капитана королевских гвардейцев.
Пока они ехали, герцог Анжуйский и Екатерина притворно оживленно обсуждали чудо, свершившееся в церкви Сен-Жермен-Л'Озеруа. Говорили, что три дня назад, во вторник, причетник, войдя в церковь, увидел, что чаша, в которую он сам накануне налил святую воду, полна крови. Конечно, случилось чудо. Кровь бережно разлили по склянкам и перенесли в собор Нотр-Дам. Без сомнения, так Господь выразил свою волю: Бог жаждет крови.
Мрачный Карл IX в эту беседу не вмешивался, но в душе вопрошал себя, не лучше Ли ему выполнить волю Божью. Когда они прибыли ко дворцу Колиньи, король встряхнул головой и, казалось, отбросил прочь эти мысли. Он обратился к собравшимся во дворе гугенотам, успокоил их и с удовлетворением услышал крик:
— Да здравствует король!
Когда Карл, Екатерина и Генрих Анжуйский вошли в спальню, Колиньи был уже уложен в постель. Раненый выглядел ослабевшим, но радостно улыбнулся вошедшим. Король бросился к адмиралу и обнял его со словами:
— Надеюсь, ваша драгоценная жизнь уже вне опасности, а злодей, стрелявший в вас, уверен, скоро будет болтаться на виселице.
— Сир, — сказал стоявший рядом с ложем Колиньи лекарь Амбруаз Паре, — я отвечаю за жизнь господина адмирала. Недели через две он встанет с постели.
— Сир, — поспешил заверить короля Колиньи, — я так счастлив вниманием, оказанным мне Вашим Величеством. Для меня это лучшее лекарство.
— Господин адмирал, — произнес герцог Анжуйский, — несчастье, случившееся с вами, прямо потрясло меня.