Эр-три
Шрифт:
Впрочем, это все фикция, ерунда, стереотип, который, разумеется, любой руководитель всегда поддержит: это неплохо в смысле самоутверждения, строго по схеме «король хороший, кардинал плохой». И лично у меня, и у большинства моих, работающих по найму, знакомых, явление самого старшего начальника всегда означало проблемы: въедливую проверку, сверхурочные работы или и вовсе увольнение в рамках совершенно законного сокращения штатов.
Основная причина системной ошибки, кроющейся в стереотипе «доброго короля», возникает в детстве индивида. Те из нас, у кого была в детстве семья (таковых, к счастью,
Беда в том, что простые схемы никогда не работают так, как от них того ожидаешь.
Я влез на опорную станину лежачего крана, нашел блок фиксации – треугольную сварную конструкцию, уже надетую на трос, но толком на нем не закрепленную – и принялся измерять нужные углы схождения плоскостей.
В обычной ситуации я, скорее всего, натравил бы и на этот блок, и на все остальные, заклятого простенькой программой цифродемона: тот бы сам все измерил, потом посчитал и выдал, в итоге, полную карту погрешностей сборки, возможно, даже и трехмерную.
Сейчас же приходилось сначала замерять длину и ширину плоскостей линейкой, потом – угол схождения пузырьковым, без йоты эфирных сил, угломером, записывать то, что получилось, подниматься в контору по надоевшей уже железной лестнице, и там, в конторе, сравнивать записи с эталоном. Время шло, работы – тоже, мы готовились вот-вот начать установку обвязки, без которой кусок льда вытащить из Ямы было бы делом совершенно невозможным.
Обвязка представляла собой сложную систему тросов, подведенных к набору блоков фиксации, а те, в свою очередь, должны были как можно плотнее прилегать к ледяным бокам подземного айсберга. Еще требовалось учесть коэффициент таяния, парения, возможного нарушения структуры поверхностного слоя льда и массу других параметров, но точное прилегание блоков было, покамест, важнейшим из них.
– Эй, там! На кране!
– послышалось снизу. Этот крик я проигнорировал: мало кто, по итогам моей замечательной работы и не менее интересного досуга, позволял себе мне хамить. За качество работы меня уважали, из-за особенностей досуга откровенно побаивались. Сложно, знаете ли, совсем не опасаться мохнатого и зубастого дядю, совершенно не пьющего алкоголя («Вот ведь сила воли, а!» - шептались между собой никем не посвященные в детали рабочие), и проводящего добрую половину свободного времени, изо всех сил лупцуя тяжелый боксерский мешок.
– Эй, на кране! Товарищ с хвостом!
– я обернулся, но исключительно на всякий случай, предположив, что кроме меня кран оседлал еще и товарищ Ким, и в виду имеется конкретно его хвост.
– Как вас... Профессор!
– дальше делать независимый вид было нельзя: единственный – кроме меня – профессор, работающий на Проекте, носил фамилию Бабаев, находился сейчас в Москве и вряд ли полез бы на кран, на котором ему было совершенно нечего делать.
– Слушаю вас!
– я проверил страховочный трос и опасно свесился с опорной балки крана. Верно выбранное направление свисания позволило мне немедленно вычислить крикуна: это был какой-то гоблин, мне незнакомый, но выглядящий крайне представительно.
–
– осведомился гоблин, явно подглядывая в какую-то бумажку, но и тут умудрившись сделать ошибку в моем патрониме.
– Амлетссон, если позволите. С кем имею честь?
– Государственная служба технического контроля!
– слегка надувшись от чувства собственной важности, заявил гоблин.
– Инспектор Гершензон! Я отстраняю Вас от работы до конца дня за нарушение режима и трудового распорядка!
Вот это было уже интересно. Какой-то совершенно незнакомый кадр, ни разу мне не начальник, ранее не виданный, не представленный и никак не подтвердивший ни личности свей, ни полномочий, оказывается, имеет право отстранить от работы целого меня!
Я наобум ткнул когтем в одну из кнопок рабочего пояса. Делать так – в смысле, не глядя – не стоило, поскольку кнопок было больше одной, и не все они включали постепенное разматывание троса. Однако, я понадеялся на моторный навык и собственное чутье, и, на этот раз, не прогадал.
Твердый грунт принял меня через две минуты. Почувствовав под ногами стабильную опору, а также убедившись в том, что трос размотался, отстегнулся и не вознесет меня ввысь на манер бойца североамериканского городского спецназа «Нетопырь», я немедленно перешел в наступление.
– Представьтесь!
– потребовал я, непреклонно сложив руки на груди.
– Я представился!
– взвизгнул, почему-то, гоблин.
– Я назвал фамилию!
– Мало ли, кто и что назвал, - парировал я.
– Может, вы никакой не Гершензон, а наоборот, Рабинович! Да даже если Вы и вправду правильно назвали фамилию, она одна никаких прав Вам не дает! Что Вы делаете на режимном объекте? Где Ваш допуск по форме двадцать семь сто двадцать три? Почему, в конце концов, без каски?
То, что требуемую форму я выдумал только что, гоблину знать было необязательно. То же, что я требовал от него наличия каски, сам щеголяя с непокрытой головой, и вовсе было обстоятельством несущественным.
Гоблин надулся еще больше и немного потемнел: орки и урукоиды краснеют именно так, наливаясь дурной чернотой. Он явно собирался ответить мне что-то важное и повергающее в прах мои претензии, и даже открыл полный золотых зубов рот, но в этот момент его заглушила система громкой связи.
– Профессора Амлетссона просят явиться в зал собраний административного блока, - раздалось из-под потолка.
– Повторяю...
– Слышите – меня зовут, - сообщил я гоблину сразу же после того, как смолкли громкоговорители.
– Меня зовут, Вас – нет. И, кстати, относительно режима - Вас уже ожидают.
Я указал, где именно происходит ожидание. Гоблин повернулся в указанную сторону, и поблек так же быстро, как перед тем потемнел: на него внимательно и с некоторой долей ехидства смотрели сестры Баданины, колоссальной силы дворфихи, трудящиеся в местной ВОХРе. Товарища, а возможно, и гражданина, Гершензона ожидала интересная беседа, и, возможно, бесславное... Что-нибудь.
Додумывать было лень, я уже довольно споро перебирал конечностями, имея в виду как можно быстрее добраться до нужного помещения, а также не сломать себе ничего о торчащие детали многочисленных рабочих механизмов.