Эра джаза
Шрифт:
Макс припечатал Карину к противоположной стене, содрав с нее юбку и прошептал, касаясь губами уха девушки: "очень".
Лицо Карины приобрело мятежный блеск, в нем было столько страсти, что заряд невольно передался Максу, наполняя его чувственной дрожью.
Макса опять стремительно вжало в стену. Горячий поцелуй отметил его грудь, руки Карины блуждали по оголенному торсу Макса.
– А сейчас?
– сладко прошептала девушка на ухо.
– Меньше.
Макс вновь прижал к себе Карину, свел ей руки, поднимая их вверх, их горячие тела соприкоснулись. Правая нога Карины обвила его бедро.
– Ты мой, я хочу тебя, - с каждым словом разливался полустон-полушепот,
Руки Макса крепко сжали грудь девушки. Губы жадно, неистово целовали тело. Карина выгнулась, затем целиком прижавшись к телу Макса, прошептала:
– Ммм...
– целуя грудь и шею простонала девушка, - ты сладкий.
Макс резко завел рукой девушке волосы. Другой бесцеремонно проскользнув к самой женской сути девушки. Она уже была влажная. Пальцы легко прошлись по возбужденной плоти. Карина задрожала, затем впилась губами Максу в плечо. Затем опять поцеловала в губы, щеку. Макс поцеловал ее в шею, а она уже почти задыхалась. Девушка сорвалась... поцелуи, ласки - были почти безумны... Макс обеими руками раздвинул бедра девушки и вошел, сразу проскользнув в разгоряченное лоно. Дальше вспышка страсти поглотила их без остатка.
***
– Ты не боишься меня.
Карина прошептала эти слова, лежа рядом с Максом на кровати.
– Какая разница? Смерть одна. Не самая мучительная смерть...
– Быть выпитой это сладко... и больно. Макс! Я никогда не сделаю тебе того, чего ты сам не попросишь, - девушка прижалась к его груди, прислушалась.
– Как сильно бьется. Раньше - не так. Тогда ты не был таким печальным. Больше любил жизнь. Любил меня.
– Почему ты назвала меня Майклом?.. Тогда на улице.
– Потому что это ты. Ты моя страсть, мой любовник. Мое прошлое, настоящее и будущее. И я буду с тобой хочешь ты или нет... Ты сам все вспомнишь, - целуя Макса в щеку, добавила Карина.
– Нет, сказала - договаривай, - заупрямился Макс.
– Хорошо, в прошлых жизнях тебя так звали: сначала Мишель, потом - Майкл. Ты был одним из нас. Ты и я. У нас один создатель. Один мастер, что вырвал нас у боли и крови. Спас нас. Сделал бессмертными, - Макс аж приподнялся на этих словах, а Карина цепко, одним движением прижалась к нему, ее горячее тело буквально обжигало кожу.
– Ты не помнишь, пока. Но я знаю: память возвращается к тебе. И ведет туда - в Нью-Йорк, в двадцатые, эпоху джаза. Туда, где мы были вместе. Во время нашего наивысшего могущества, да! Тогда ты видел город настоящим, видеть тот Нью-Йорк ты можешь и сейчас, - на последних словах глаза Карины вспыхнули почти красным пламенем.
– Откуда ты знаешь про видения...
– Макс подозрительно уставился на девушку и, вдруг вспомнив события в ресторане, воскликнул.
– Ты пролила кровь в бокал, из которого я пил.
Девушка улыбнулась. В этой улыбке было все: и тайна, и лукавство, и согласие.
– Это был контрольный: еще на пляже ты даже не почувствовал, а у меня губы кровоточили - я их закусила перед тем как сделать искусственное дыхание.
– Какая ж ты....
– Макс не нашелся с эпитетом.
– Да такая, зато люблю тебя. О чем тебе жалеть? О людях, которым ты совсем не нужен или о тупой девчонке, которая отвергла тебя? Бессмертие не только проклятие - это и дар.
– Я - человек.
– Пока, - пристально вглядываясь в лицо Макса, произнесла Карина.
– Пройдет пара лет и ты поменяешь свое мнение о вечности.
– А сейчас форсировать не
– чуть усмехаясь, ответил Макс.
– Я ждала тебя больше восьмидесяти лет... Подожду еще, пока ты созреешь.
С этими словами девушка легонько коснулась указательным пальцем кончика носа Макса, затем окончательно прижалась к его телу. Макс аж чуть не застонал от ощущения блаженства, когда бедра Карины начали движение. Ему стало так легко, что волна расслабления унесла куда-то вверх. Почти теряя тело, Макс закрыл глаза. Сколько прошло, прежде чем девушка со стоном опустилась на него и прижалась с дрожью в теле, а вибрация их тел стала сладкой, упоительной - он не знал... Глаза Карины стали влажными, озорно заблестели, стали чуть лукавыми, в них заиграл непонятный огонек.
– Тебе было хорошо? М-максим?
– Да.
– Я бы занималась с тобой сексом до самого рассвета, но ты сейчас навряд ли выдержишь такой марафон...
Когда девушка вновь посмотрела на него, Макс улыбаясь не ответил... ему было очень хорошо, настолько, что говорить в этот момент казалось чем-то кощунственным. Макс молча поцеловал Карину в щеку. А когда их глаза встретились, девушка шепнула:
– Душа поет.
Макс скосил почти полусонный взгляд - внезапно к удовлетворенной приятной усталости накатило желание сна. Но, помня, что любую девушку оскорбит, если сразу заснуть, он спросил:
– Разве у вампиров бывает душа?
– Да, это из зависти к нашему бессмертию придумали, что мы бездушные монстры. А мы просто сильнее. Мы независимы...
– А какая она у тебя?
Взгляд девушки подернулся потрясением.
– Скажи, я могу быть с тобой собой? Ты не испугаешься? Или мне и дальше притворяться суперженщиной?
– Да ты можешь быть настоящей.
– Тогда обними меня, - умоляюще обратилась она. Макс обнял Карину и она вдруг заплакала: - Мне так было плохо без тебя, вокруг никого, кто бы понимал меня, будто как тогда, в самом начале я вновь стала одинокой маленькой девочкой, а ты обнимаешь меня... Наши души видят друг в друга. Ты ведь знаешь это. Знаешь, я тебе не причиню зла.
– А потом будет чудо и все станет хорошо?
– Конечно, - Карина с абсолютной уверенностью кивнула, чуть приподнялась, вглядываясь в лицо Макса.
– Тогда, - широко зевнув, произнес Макс.
– Можно и поспать.
Под эти слова девушка свернулась калачиком, Макс обнял ее за плечо, закрыл глаза, мгновенно заснул.
Какое-то время Макс дремал. Ему представлялась ковровая дорожка... она тянулась, тянулась бесконечно... Ни конца ни края. Будто вся жизнь - это дорога в одном направлении...
Вдруг он резко открыл глаза. Ему отчетливо вспомнилась фотосессия на алой ковровой дорожке. Сцена окончательно предстала перед глазами и он узнал денди, который обнимался с ним и Кариной - это был танцовщик Робин Карлайл. Его книга лежала на столе в лучах лунного света. Автобиография, подаренная в пятницу перед мрачным балом, лежала и ждала. Макс непроизвольно потянулся и стал безотчетно листать в лунном свете страницы в книге, посередине которой были фотографии. Один снимок, второй, третий - снимки приковали его внимание. Это был он, на фотографии был именно он. На фоне огромной вывески, рядом стоял Робин Карлайл, точнее, как гласила надпись внизу якобы его отец - Джонни, который был просто неотличим от нынешнего Робина и подпись: "Джонни Карлайл и Майкл Гетс, премьера-открытие кинотеатра Миллениум, 1925 год. Нью-Йорк". Макс закрыл книгу. Он почувствовал странную дрожь, почти вибрацию в груди, а еще холод. Ему очень захотелось согреться.