Эра Лобановского
Шрифт:
Эти прекрасные и очень точные, на мой взгляд, строки были опубликованы, увы, уже после смерти Валерия Васильевича Лобановского в специальном выпуске газеты, подготовленном журналистом М. Максимовым. Неумолимое время выставляло самые точные оценки и расставляло нужные акценты в жизни и деятельности Мэтра.
11 мая 2003 года, возле входа на стадион «Динамо», к тому времени, напомню, уже носившего имя Валерия Лобановского, был открыт памятник, как указывалось в большинстве СМИ,— выдающемуся украинскому футбольному деятелю. На церемонии открытия памятника присутствовали несколько тысяч поклонников таланта великого тренера, руководители ФФУ и ПФЛ, игроки «Динамо»,
В те дни многие журналисты в своих репортажах отметили, что пятитонный комплекс из бронзы в честь великого тренера уникален, как и сам человек, который увековечен в этом памятнике. Валерий Лобановский, словно живой, восседает на тренерской скамейке в напряженной позе и наблюдает за игрой. Скульптура высотой в три с половиной метра. На перилах скамейки слова из песни: «Ты сидишь на скамейке, а рядом бушуют трибуны, ты сидишь на скамейке, а мы вспоминаем любя...»
В творческом процессе изготовления памятника приняли участие девять человек, среди которых портретист Олег Черно-Иванов и архитектор Василий Клименко. Главный скульптор монумента — Владимир Филатов. Постамент памятника выполнен в виде огромного футбольного мяча. Часть мяча-постамента сделана из стекла, а внутри установлен экран, по которому показываются эпизоды из жизни футболиста и тренера Валерия Васильевича Лобановского.
Я прилетел в Киев за несколько дней до начала первого турнира памяти В. В. Лобановского и открытия монумента. И надо же, первым, кого встретил на стадионе «Динамо», был мой давний приятель словоохотливый Александр Чубаров, о котором как раз в те минуты подумал. Мне хотелось, чтобы в Киеве именно Саша первым посмотрел мою новую видеоработу «Лобановский навсегда», которую к тому времени уже видели американские русскоязычные телезрители. Телевизионный фильм заканчивался песней «Рыжий подсолнух». Мы зашли в администраторскую, где видеомагнитофон был всегда в рабочем состоянии. Чубаров, около тридцати лет проработавший администратором в команде киевского «Динамо» — бок о бок с Васильевичем, характер и привычки которого изучил, думаю, как никто другой, услышав первые же аккорды песни, нажал на «паузу».
— Подожди! — выпалил Саша, выбегая из комнаты вместе с пультом от видеосистемы. Это обязательно должен посмотреть человек, с которым я как раз тебя хотел познакомить.
Вскоре он вернулся не один и с порога представил симпатичного молодого человека:
— Знакомься, это главный скульптор монумента Володя Филатов,— сказал Чубаров и нажал на «рlау».
В небольшой комнате, в подтрибунном помещении стадиона «Динамо», где все осталось как было при жизни Васильевича, впрочем, так же, как и в его рабочем кабинете, что через стенку, звучал голос заслуженного мастера спорта Михаила Михайлова, одного из звездных питомцев Лобановского. В этих стенах слова песни моего друга известного поэта Юрия Рыбчинского, подарившего людям много чудесных стихов и песен, приобретали, думаю, особый смысл. «Рыжий подсолнух» Юра написал в 1985 году, когда динамовцы Киева в одиннадцатый раз стали чемпионами СССР, предпослав песне понятные всем слова: посвящается ВАЛЕРИЮ ВАСИЛЬЕВИЧУ ЛОБАНОВСКОМУ:
Ты сидишь на скамейке, что названа «тренерский мостик»,
Старший тренер «Динамо» и сборной команды страны.
На питомцев твоих осыпается золотом осень,
Прибавляя тебе серебро — серебро седины.
Ты сидишь на скамейке, а рядом бушуют трибуны.
Ты
Как ты вышел однажды на поле Центрального юный
И как мы окрестили Подсолнухом Рыжим тебя.
Самый длинный в штрафной,
Для защитников был ты мишенью,
Самый длинный и рыжий, всегда ты кому-то мешал.
За тобой, левым крайним, бродили соперники тенью,
И порой, сбитый с ног, на траве ты угрюмо лежал.
Но, сбивая тебя и ворота свои защищая,
Защищали они не себя, а вчерашний футбол,
И, крученой подачей обиды свои возмещая,
Ты дарил с углового нам чудо по имени Гол.
Сколько было в судьбе твоей, вспомни, и ссадин, и шишек,
Сколько грязных подножек порой прерывали твой бег.
Но и тренером став, ты остался на голову выше,
Неудобный для многих, всегда не похожий на всех.
За те четыре минуты, что звучала песня, на экране проплыли кадры хроники, запечатлевшие почти 45-летнюю жизнь Лобановского в большом футболе — Футболиста и Тренера. Когда последние аккорды стихли, новый знакомый в порыве обнял меня и, пожимая руку, стал трясти ее, долго не выпуская из своего крепкого рукопожатия:
— Спасибо, Дэви, спасибо! — приговаривал Володя. Это то, что нам нужно для монитора, вмонтированного внутри мяча...
Не скрою, было приятно, что фрагменты видеоработы, сделанной мною в Филадельфии, пришлись по душе Владимиру Филатову, главному скульптору монумента, и заняли свое место в хронике эпизодов из жизни Мэтра...
Теперь о том, о чем никогда ранее не писал и не говорил во время публичных встреч. О духовном. Лобановский был глубоко верующим человеком. В годовщину его смерти, утром у могилы великого тренера на Байковом кладбище до начала официальной церемонии собрались только его родственники и близкие. Духовник семьи насельник Киево-Печерской лавры архимандрит Феогност (Юраш) совершил панихиду и освятил новосооруженный памятник на могиле тренера, где на колоннаде, как я уже писал выше, высечены слова: «Мы живы до тех пор, пока о нас помнят».
Во время богослужения не произносились речи и проповеди. Священник и родственники молились об упокоении души раба Божьего Валерия. Официальная церемония чествования памяти Валерия Васильевича и гражданская панихида в этот день начались на Байковом кладбище позже.
В первую же годовщину смерти Валерия Васильевича на одном из православных сайтов было опубликовано интервью журналиста Александра Андрущенко с архимандритом Феогностом, знакомым с семьей Лобановского достаточно давно, крестившим его внуков. Задавая один из вопросов, журналист сказал, что при жизни великий тренер любил повторять слова: «Чудес в футболе не бывает». И спросил: «А как он относился к своим спортивным восхождениям, которые многие считали не иначе как чудом?»