Эра Лобановского
Шрифт:
— Я от этого разговора не собираюсь уходить, но вы-то ведь понимаете, все зависит от самого Саши.
С Заваровым мы подробно беседовали по телефону поздним вечером. Условились, что наш разговор запишу на магнитофонную ленту, а после расшифровки, быть может, задам еще дополнительные вопросы. Беседа состоялась как раз за сутки до ответного матча киевского «Динамо» с шотландским «Селтиком» в розыгрыше Кубка европейских чемпионов. Кстати сказать, в тот же день почти каждый из шотландцев — будь то тренер, футболист или журналист, у которых мне довелось брать интервью, говорил,
Впрочем, и прежде, и позже пример становления этого игрока как яркой футбольной индивидуальности в команде главный тренер динамовцев приводил не раз, в том числе и в своей книге «Бесконечный матч».
Интервью было опубликовано в «Комсомольской правде» 11 ноября 1986 года под заголовком «Игра в открытую». Здесь же жирным шрифтом были набраны слова: «Наш собеседник — один из претендентов на звание лучшего футболиста года Александр Заваров» — и помещена фотография: Саша в спортивной куртке с гербом СССР на груди.
Приведу отдельные фрагменты этого интервью:
— Давно знаком с вами,— говорю Заварову,— но вы никогда не рассказывали, как пришли в футбол...
— В первом классе. Увидел объявление о наборе в детско-юношескую спортивную школу при ворошиловградской «Заре».
— А свои первые соревнования помните?
— В 1973 году играл в турнире на приз клуба «Кожаный мяч». Это была команда ЖЭКа, учеников ворошиловградской 1-й средней школы, а мы заняли тогда в своей возрастной группе второе место на республиканских соревнованиях.
— И вы, Саша, учились в школе №1?
— Может быть, об этом не будем говорить?
— Думаю, надо. В «Кожаном мяче», где играть ребятам из ДЮСШ запрещено, такое, к сожалению, случается. Мне хотелось бы, чтобы разговор у нас был честным и открытым. Как ваша игра на поле.
— Согласен. Так вот, учился я тогда в 37-й средней школе. А команду 1-й мной, как говорится, «укрепили».
— А когда вы попали в команду мастеров?
— В 1977 году. Йожеф Сабо, тогдашний тренер «Зари», пригласил меня в дублирующий состав. На следующий год меня зачислили в штат команды.
— Выходит, уже почти девять сезонов в большом футболе. Интересно, какой из них считаете для себя самым ярким?
— Конечно, нынешний: победа в Кубке кубков, звание заслуженного мастера спорта. Но мне дорог и 1985 год, когда произошло мое становление как футболиста.
— Любопытно получается. Начали играть в футбол в семь лет, а становление произошло только в двадцать четыре.
— Вы думаете, и об этом надо?
— Думаю, надо. И не только вам или мне. Нужно и тем мальчишкам, которые мечтают стать такими же,
— Верно. Это поучительная история. Ее стоит вспомнить. В киевское «Динамо» меня приглашали еще в 1979 году, когда мне было восемнадцать. Но я побоялся, что попаду в дубль и буду сидеть на скамейке запасных. Впереди тогда у киевлян играли Блохин, Евтушенко, Слободян. А «Заря» как раз выбыла из высшей лиги. И я, как говорится, «за компанию», перешел с группой ворошиловградских футболистов в ростовский СКА. Сегодня горько вспоминать мои ростовские футбольные годы.
— Не чересчур ли вы сгущаете краски, Саша? Именно в Ростове к вам пришла первая большая победа: вместе с командой вы стали обладателем Кубка СССР.
— «Хрустальный» сезон? А вспоминать его все равно не хочется. И осадок от него горький.
— Ну, видимо, горечь воспоминаний у вас наверняка не от победы в Кубке страны, а от того, что стали пить?
— Да, это правда. Горькая, но правда. И годы эти считаю вычеркнутыми из своей футбольной карьеры. Да что там футбольной — вообще из жизни. К счастью, все это давно уже в прошлом.
— Не пытались разобраться для себя, почему это все-таки произошло?
— Не встречал особого сопротивления со стороны старших. Всегда думал, что как мальчику мне все простят. И прощали. А я этим пользовался. Потом появилась семья. Жена Ольга здорово поддержала в сложные для меня годы.
— Саша, какую черту характера вы в себе цените?
— Думаю, что я все-таки волевой человек, если сумел после всего, что со мной было, подняться и встать на ноги.
Заставил сжать себя в кулак, добиться цели, порвать с дурной привычкой. Так что ценю в себе волю и думаю, что у человека это одно из главных качеств.
— А есть такие черты, которые вам в себе не нравятся?
— Есть, конечно. Излишняя нервозность. Слишком уж я «заводной».
— И на поле?
— И на поле, и в жизни. Порой это мешает в семье.
— Саша, а может быть, без этой «заводки» и не было бы сегодня Заварова-футболиста?
— Может быть.
Прочел я в тот день газету и, по правде говоря, больше огорчился, чем порадовался. Но такова уж журналистская судьба: далеко не все попадает на страницы газеты. Многое, как принято говорить у газетчиков, остается «за рамой», а кое-что сокращается еще в рукописи. Так оно и случилось. И все-таки знакомые журналисты материал (пусть даже напечатанный с сильными сокращениями) одобрили, и вероятно за то, что наконец-то советский футболист заговорил для печати нормальным человеческим языком, правдиво и задушевно.
Из «Комсомольской правды» мне сообщили, что интервью положительно отмечено редколлегией и попало на «доску лучших материалов», и разьве мог я предположить, что именно из-за этой публикации вскоре буду чуть ли не три недели глотать валидол.
Вечером, в день выхода «Комсомолки» с публикацией материала «Игра в открытую», позвонил Заваров. По голосу я понял, что он очень расстроен.
— Спасибо вам, конечно. Читал я,— сказал Заваров. Но только не пойму: за что же меня избирать лучшим футболистом?