Эра зла
Шрифт:
Тем временем дитя четы де Вильфор нарекли Тристаном и спешно, пока не преставился, крестили; но состриженные у мальчика волосики потонули в церковной купели, что означало: Бог дал, Бог скоро и приберет… Уж как только не выхаживала госпожа де Вильфор своего ненаглядного сыночка — и наговорами, и козьим молоком, гретым с сон-травой, и примазками, и притирками, но ему становилось все хуже, и опытный, привезенный из Парижа доктор вынес страшный приговор: мальчик не жилец на этом свете. Ночами несчастная мать металась по замку: то молилась, то царапала в лютой злобе лик Спасителя на иконе… Ну никак не могла она смириться с мыслью о том, что должна отдать свою единственную
Когда Тристану исполнилось пять лет, а со здоровьем у него к тому времени стало совсем плохо, госпожа де Вильфор вспомнила о слухах, касающихся якобы проживающего на болотах чародея Жиля, сына уже умершей ныне ведьмы ла Вуазьен. Поговаривали, будто оный Жиль обладал темной силой, не в пример больше материной, которая, дескать, прижила его вовсе не от человека, а от черного болотного демона. И тогда многострадальная Онорина поняла, что лишь нечистая тварь и способна дать ей защиту от божьего гнева, а ее сыночку — жизнь. Не раздумывая долго, в тот же вечер понесла она своего хворенького ребенка в одно заброшенное аббатство, находившееся за ближайшим болотом. Аббатство то считалось заброшенным уже лет пятьдесят, а то и поболее, вид имело неприятный и запущенный, а посреди его разваленной часовни, прямо с амвона, вымахала здоровенная осина. Про оную осину рассказывали всякие дурные истории, но рубить ее боялись, потому как тем, кто осмелился ее обидеть, — осина, дескать, мстила…
Мать несла Тристана на спине, а он сонно таращился на клонящееся к закату солнце и испуганно вертел головенкой — ветки деревьев цеплялись за его волосы, царапали лицо, будто ведьмы с лешими тянули корявые руки и звали его к себе. Вдруг заросли ракиты зашумели, расступились, и из них появился сам колдун — сгорбленный, одетый в звериные шкуры мужчина, припадочно трясущий длинной седой бородой. Под кустистыми бровями болотного анахорета гипнотизирующе светились красные угли маленьких, глубоко посаженных глазок. Тристан чуть не умер со страху, а госпожа де Вильфор глухо вскрикнула и обреченно зарыдала, понимая, что обратного пути назад у нее уже нет.
— Пришла! — то ли вопрошая, то ли утверждая, насмешливо проскрипел колдун.
— Пришла, господин Жиль! — смиренно подтвердила Онорина. — Не откажи в милости, помоги!
От проклятого аббатства остались только невысокие руины стен да скособочившаяся часовенка на пригорке с мертвенно сияющим в лунном свете куполом. Невдалеке кто-то гулко захохотал, завыл нечеловеческим голосом.
— Знаю, в чем твоя беда, — ответствовал колдун. — Прогневила ты Бога и не вняла советам моей покойной матери. Но явилось мне знамение темное прошлой ночью, а посему помогу я тебе, коли цену, мною запрошенную, заплатишь, не поскупишься…
Онорина жертвенно и утвердительно кивнула, пылко прижимая к себе горячее от лихорадки тельце сына.
— Не бойтесь… — покровительственно улыбнулся отшельник. — А ты, отроче, слезай-ка с материной спины, помолись на четыре стороны да отбей семь поклонов покаянных…
В той стороне, где слышался хохот, раздался разочарованный стон, и все разом стихло…
Колдун велел Онорине не подходить вплотную к часовне и ждать у ограды,
— Совсем я слаб стал, близится мой смертный час… — непонятно кому пожаловался Жиль и дал Тристану выпить какого-то вонючего отвара. В голове у мальчика прояснилось, страх исчез. Колдун одобрительно фыркнул, довольно потер ладони и закружился вокруг осины, шепча слова отговора:
— Стану я раба божьего Тристана благословлять, пойду, перекрестясь, из двери в дверь, из ворот в ворота, во чисто поле. В чистом поле стоит престол, на престоле Мать Честная — Святая Богородица, держит острый меч. Подсоби, помоги рабу божьему Тристану от укоров, от призоров, от ночных переполохов, от шепоты, от ломоты, от сухоты, от двенадцати родимцев я его отговариваю — от белого, от черемного, от червового, от лиха одноглазого, от змея двузубого — спаси, Богородица! Аминь!
Но мальчик продолжал не шевелясь сидеть в траве. Колдун задумчиво почесал в затылке и пошел в обратном направлении, выпевая совсем другие слова:
— Стану я раба отвергнутого Тристана благословлять, пойду, перекрестясь, из двери в дверь, из ворот в ворота, во чисто поле. В чистом поле стоит престол, на престоле Мать Черная — Госпожа Демонов, держит острый меч. Подсоби, помоги рабу отвергнутому Тристану от укоров, от призеров, от ночных переполохов, от щепоты, от ломоты, от сухоты, от двенадцати родимцев я его отговариваю — от белого, от черемного, от червового, от лиха одноглазого, от змея двузубого — спаси, Госпожа Демонов! Аффазаил!
— А-а-а! — вдруг истошно закричал мальчик, чувствуя нестерпимую боль во всем теле. Из его глаз и ушей закапала кровь, ноги подкосились, и он упал у амвона, корчась в конвульсиях…
— Нет на оном отроке милости ни Божьей, ни демоновой! — растерянно взвыл колдун. — Остается единственный выход: он должен принадлежать Тьме и вечному бессмертию во Смерти!
— Спасите его, господин Жиль! — взахлеб рыдала Онорина. — Я все отдам за жизнь сына!
— Дар! — требовательно приказал колдун, выжидающе протягивая руку, и госпожа де Вильфор тут же положила в нее бесценное бриллиантовое колье, на протяжении многих поколений по наследству передающееся в роду ее мужа. Отшельник повесил дар на осину, но Тристан вопил пуще прежнего.
— Подари дереву живую кровь! Иначе не спасешь своего сына! — повелел колдун. — Отдашь ли жизнь мужа за жизнь мальчика?
— Отдам! — не раздумывая ни минуты, согласилась Онорина, чувствуя, как радостно забилось ее обиженное на Ральфа сердце. — Забирай!
Осина прожорливо взмахнула ветками, а вой Тристана стал чуть слабее…
— Мало одной жизни, — нахмурился колдун, — дари еще чью-нибудь…
И тут случилось неожиданное. Из кустов ракиты выскочила перемазанная в грязи Франсуаза де Ранкур, чьи неестественно расширенные глаза горели безумным огнем. Ее платье превратилось в лохмотья, а всклокоченные волосы стали белы как снег. А руке сумасшедшей поблескивал обнаженный кинжал.
— Я тебя выследила, чертова ведьма! — истерично взвизгнула Франсуаза. — Ты погубила моего Ральфа, так умри за это! — Ее кинжал вонзился в грудь Онорины.
Госпожа де Вильфор зарычала, будто голодная волчица, и зубами вцепилась в горло бывшей подруги. Две женщины, тела которых переплелись в неразрывном смертельном объятии, сделали пару нетвердых шагов, оступились, попали в трясину и начали тонуть, так и не отпуская друг друга…
Тристан ощутил, что мучающая его боль исчезла без следа, и, пошатываясь от слабости, поднялся на ноги…