Эра зла
Шрифт:
Мясник был поражен, ибо Тристан все еще находился в сознании. Чтобы это проверить, он изо всех сил сжал его истерзанную шею, пока из-под пальцев не брызнула кровь, и внимательно смотрел, как лицо его жертвы исказилось от нового приступа боли.
— Он все еще чувствует боль! Его жизнеспособность просто потрясающа! — шокировано выкрикнул палач. — Но как же такое возможно?
— Достаточно, — вдруг хрипло произнес Демулен, — хватит, он держался чудесно. Давайте прекратим его страдания, кажется, я и так не смогу уснуть следующей ночью, а возможно, и никакой другой, потому что вид этого жуткого полутрупа навечно запечатлелся
Мясник молча кивнул в знак согласия. Он взял Тристана за волосы и оттянул голову страдальца назад, открывая горло. Он сам застонал, встретив пристальный взгляд юноши, так и оставшегося непобежденным, и поспешно прижал один из ножей к его подбородку. Поняв, что его наконец-то собрались добить, Тристан мстительно улыбнулся и твердо произнес:
— Я вернусь! Помни. Я вернусь! Жди меня, жди каждый день своей гадкой жизни…
Не дав ему договорить, Мясник одним движением перерезал горло своей жертвы…
Так, спустя шесть часов, страдания Тристана наконец-то завершились. Его окровавленное тело завернули в плащ из грубой парусины и выбросили за стену тюрьмы, в ров, доверху наполненный уже разлагающимися и еще свежими трупами других казненных…
Глава 6
Тристан замолчал, избегая смотреть на меня и зябко протягивая ладони к теплу почти прогоревшего костра. Я тоже оставалась безмолвной, ибо мое сердце разрывалось от нежности и сострадания к этому благородному отважному мужчине.
— А когда я впервые увидел тебя — умирающую, страдающую от нескончаемой муки, — вдруг страстно шепнул он, поворачиваясь ко мне и по-родственному пожимая мои холодные пальцы, — то понял, что готов снова добровольно пройти через тот страшный пыточный подвал, если это вернет тебя к жизни. Я был согласен отдать всю свою кровь, лишь бы только ты выздоровела и встала на ноги, — исповедовался он. — Не знаю, кому конкретно я тогда молился — Темному Отцу или человеческому Богу, но мои молитвы услышали…
Я благодарно обняла его за шею, растроганно прижимаясь к груди своего прекрасного спасителя:
— А Демулен, — с мягким нажимом спросила я, — а Мясник и Шило, что с ними сталось?
Я не видела лица Тристана, но поняла, что он улыбается, горько и немного смущенно, словно испытывая раскаяние.
— Я привык выполнять данные мною обещания, — признался он. — Хотя сейчас понимаю, что жаждал не мести, а только торжества справедливости. Я пришел в себя от прохлады растекающейся по рву воды. Моя кожа начинала потихоньку регенерировать, но впоследствии потребовалось еще почти полгода для того, чтобы ко мне полностью вернулись прежние красота и здоровье. Я выбрался из горы трупов, завернулся в свой импровизированный саван и побрел в город, мало понимая природу и обстоятельства своего воскрешения. Там меня подобрали скрывающиеся от революционеров стригои, приютили, выходили и объяснили, кем я стал. А еще парой дней позже я неожиданно вспомнил все подробности своего детства. Я вспомнил колдуна, передавшего мне свою силу, и осознал причину этой удивительной, по промыслу или недосмотру судьбы доставшейся мне живучести, намного превосходящей возможности обычного вампира. Спустя год я поправился окончательно и совсем уже собирался послать Демулену подарок — бесценный алмазный перстень, снабженный шипом, смоченным редчайшим ядом. Уколовшись об этот перстень, комендант умирал бы очень
— Послал? — затаив дыхание, я ожидала положительного ответа.
— Нет. — Тристан безрадостно рассмеялся. — Похоже, Демулен так и не смог забыть мою казнь. Он основал общественную газету и с ее страниц начал призывать революционеров к милосердию, обличая тех, кто переступил грань вседозволенности. Да-да, именно ту, о которой ты и говорила. Но участь Камиля сложилась незавидно: его осудили за предательство идеалов Республики и гильотинировали. За меня поквиталась сама судьба!
— А твои палачи? — напомнила я.
— Я проник в их дом и досконально воспроизвел над ними всю процедуру перенесенной мною пытки. О, эти мерзавцы оказались далеко не столь выносливы, как я, и умерли довольно быстро. Полагаю, их силы изрядно подточило мое внезапное появление, а Мясник кричал, что с того самого момента, как перерезал мое горло, он уже не мог жить спокойно, исподволь ожидая моего возвращения… Теперь ты понимаешь, почему я не люблю людей, а также излишне болезненно воспринимаю вопросы морали и гуманизма?
— Забудь, — ласково попросила я, успокаивающе оглаживая ладонями его перекошенное от душевной муки лицо, — забудь, ибо все твои несчастья остались в прошлом!
— Хотелось бы в это верить, — недоверчиво усмехнулся Тристан, шутливо прикусывая мои пальцы. — Увы, малышка, люди жестоки, и я подозреваю, что они доставят нам еще немало проблем.
— Но при этом ты все-таки вылечил многих из них! — мурлыкнула я, нежась в его надежных объятиях. — Почему?
— Почему? — Тристан задумчиво наморщил лоб. — Сам не знаю. Похоже, исключительно во имя справедливости. Наверное, я искренне верую в то, что хороших людей среди всей человеческой массы все-таки гораздо больше, чем плохих…
— И ты пойдешь со мной в Чейт, дабы найти «Божий Завет» и спасти мир от гибели? — Я немного смутилась от собственной требовательности, но верила в его самопожертвование и надеялась услышать решение, созвучное моей душе.
— Конечно! — бесхитростно согласился он. — Я не разделяю кровожадных взглядов Андреа и считаю, что этот мир достоин еще одного шанса…
— …шанса начать все сначала! — закончила за него я, поднимая глаза.
— В такое-то нелегкое время! — печально вздохнул он.
— Да, — согласно кивнула я. — Время нынче и правда суровое. Я бы назвала его Эрой зла! Но разве ветер перемен не приходит к нам чаще всего в виде урагана?
— Ты права! — ответил Тристан.
Наши взгляды встретились, а затем мы сильно прижались друг к другу, сливаясь в долгом и страстном поцелуе.
— Видишь? — спросил Тристан, оторвавшись от моих губ и указывая пальцем куда-то вверх.
— Нет. — Я непонимающе пожала плечами. — Ничего особенного там нет — небо как небо.
— Не просто небо, — с горечью пояснил он, — это восток, и на нем созревает наша будущая смерть. Мы покинули Рим в разгар дня и безболезненно пропустили закат, защищенные тонированными стеклами вертолета. Но сейчас мы находимся на открытой местности и поэтому не имеем возможности укрыться в каком-нибудь убежище. Через час начнется восход, солнце появится над линией горизонта, и первые же его лучи в угли испепелят нашу плоть. Мы умрем…