Эрбат. Пленники судьбы
Шрифт:
— Все, об этом больше не говорим! — Кисс вновь повернулся к Медку, давая понять — разговор окончен…
Пусть так, но у меня в голове все время вертелось: ох, люди, люди… Внук одного из богатейших людей мира, чтоб не умереть с голоду, вынужден был есть крыс, траву и гусениц, а его дед, узнав обо всем этом, думает вовсе не о том, как дать защиту, кров и кусок хлеба сыну своей единственной дочери, к тому же трагически погибшей. У него в голове другое — как лучше отомстить своему обидчику… При том старому герцогу нет никакого дела до судьбы нежеланного внука, и этого могущественного человека совсем не волновала такая мелочь, как то, что вновь оказавшись в доме отца (откуда он сбежал, спасая свою жизнь) парнишка наверняка будет убит. Даже наоборот:
Кисс… Сколько бы времени не прошло с того момента, когда мы с ним познакомились, но он все одно не подпускал меня близко к себе. Вроде смеялся, улыбался, ехидничал, но, тем не менее, свое сердце открыть боялся. Это не было стеной, скорее, холодным полем, которым он отгораживался от остальных. Подобное можно назвать чем-то вроде защитной реакции: хватит с него той боли, что получил в детстве, и не стоит ни с кем близко сходится, иначе может произойти такое, что снова придется рвать сердце на части. Девицы… Ну, они приходят и уходят, никто никому ничего не должен, сколько их было и сколько еще будет… Таких, как Гури, в жизни у парня хватало, а вот более серьезные отношения… Не надо, лучше быть одному.
Конечно, за долгую жизнь у Кисса появлялись друзья, но в жизни вечных бродяг каждый привык бороться только сам за себя, и ни за кого другого. Все они были словно перекати-поле: сегодня здесь, а завтра где-то еще, так что о долгих привязанностях и о надежде обрести верного товарища не могло быть и речи.
Думаю, что я нравилась Киссу, но он и меня держал от себя как бы на расстоянии — все же я эрбат, и с этим ничего не поделаешь, хотя в обычной ситуации мы с Киссом понимали друг друга с полуслова. Лучше поддерживать отношения полудружбы-полупривязанности, тем более что с этим человеком тебе просто хорошо находиться рядом.
Надо же, какая судьба: наследник древнего рода и простая крестьянка… Можно назвать и по-другому: он — изгнанник, она — изгой… Хорошо хотя бы то, что когда мы находимся вместе, то все кажется проще и легче, хотя иногда один из нас готов прибить другого. И в будущем судьба не обещает нам ничего хорошего, но когда придет наш… вернее, отпущенный мне срок жизни, то пусть Кисс вспоминает обо мне как о друге, а не как о своей потерянной половине…
На следующий день мы подошли к границе Нерга. К тому времени по обе стороны от дороги уже закончились бесконечные поля с посадками, да и местность становилась все более холмистой. Стали встречаться проплешины сухой глинистой или песчаной почвы, на которой почти ничего не росло. Да и внешний вид поселков, находившихся на нашем пути, стал меняться: почти не было уже ставших привычными цветников около домов, а сами дома стали куда более приземистыми, с небольшими окнами-бойницами. То и дело на дороге встречались конные разъезды и небольшие пешие отряды стражников, да и крестьяне, работающие на своих небольших наделах, отнюдь не выглядели приветливыми. Оно и понятно — Нерг близко…
Что касается нашего с Киссом разговора… Вроде не произошло ничего особенного, но с того времени мы старались держаться ближе друг к другу. Просто хотелось ощущать рядом с собой поддержку, пусть даже она не выражается явно…
Общая граница между Харнлонгром и Нергом не была уж очень протяженной — всего около шестидесяти верст, но беспокойства и опасностей на ней хватало с избытком. Это был самый сложный участок на общей протяженности всей границы Харнлонгра. И неудивительно: там постоянно случались то внезапные нападения, то грабежи, то угоны скота, то еще какие неприятности… Во всяком случае, расслабляться на этих шестидесяти верстах не стоило ни в коем случае. Недаром чуть ли не по всей границе с Нергом на каждых трех верстах в Харнлонгре постоянно располагалось по военному отряду. Иначе нельзя. Контрабандисты, лазутчики, проповедники, грабители, похитители
Сама граница меж Харнлонгром и Нергом в том месте, где находился таможенный переход проходила по старому руслу давным-давно высохшей реки, через которую был перекинут широкий мост, на въезде и выезде с которого стояли таможни. Да и солдат хватало что тут, что там…
Когда мы подошли к мосту, перед нами в сторону Нерга как раз начал движение тяжело груженый обоз из нескольких десятков телег. Охраны там хватало — по сравнению с ними наш обоз выглядел маленьким и беззащитным. Казалось бы вполне естественным напроситься к ним в попутчики… Впрочем, я уже знала, что проситься к кому-то в чужой обоз можно лишь в том случае, если за тебя поручится кто-то из надежных и проверенных людей, причем поручится не только на словах, но и собственным имуществом. Увы, желающих рисковать понапрасну, как правило, не находилось.
Навстречу по мосту тоже двигался обоз, но уже идущий из Нерга. Тоже много охраны, но на лица у всех читается облегчение — как видно, довольны, что благополучно покинули эту страну. Остается только надеяться на то, что и у нас в Нерге все закончится удачно.
Последняя проверка груза таможенниками Харнлонгра, и мы вступили на мост…А чуть позже, стоя уже на земле Нерга, перед чужими таможенниками, вновь проверяющими наш груз, я с неожиданной тоской посмотрела на противоположный берег реки, откуда мы только что пришли. Там безопасность, там страна Дана… А с чего это я, спрашивается, вдруг вздумала тосковать? Ведь сама же рвалась сюда…
Пока Табин и Варин разбирались с въездной пошлиной, я рассматривала таможенников Нерга. Такие же люди, как и мы, только вот форма у стражников несколько иная, чем у стражи в том же Харнлонгре. И наглости у стражников в Нерге побольше. Во всяком случае, раньше на меня так откровенно не зыркали, да еще и с весьма сальными усмешками. Уже по одному этому можно сказать, какое высокое положение в Нерге занимает стража — не боятся оскорбить приезжих, знают, что им за это ничего не будет.
И не только это… Вон, старший из таможенников даже схватился за один из мешков с пушниной — надо, мол, унести в здание для проверки, посмотреть, нет ли среди мехов запрещенных к ввозу товаров… Думаю, после того досмотра мы вряд ли бы вновь увидели хоть одну шкурку из того самого мешка, да и сам мешок исчез бы безвозвратно, растворился неизвестно где, причем подобное исчезновение у таможенника получилось бы без всякой магии.
Единственное, что сумело охладить излишний пыл мужика к присвоению чужого добра, так это сопроводительное письмо жрецов. Поворчав для приличия, начальник караула все же оставил уже присмотренный им мешок с мехами на телеге. Да уж, что тут скажешь: если стражники прямо на границе ничуть не стесняются почти в открытую запускать лапы в чужое добро, то я могу только искренне посочувствовать тем отважным людям, что все же решаются отправиться торговать в Нерг. Однако теперь мне понятно, кто в этой стране стоит над стражей — только один вид бумаги жрецов враз заставил дать задний ход наглому любителю поживиться за чужой свет.
Тем не менее, когда мы отъехали от здания таможни и наши телеги вновь покатили по дороге, Табин все никак не мог успокоиться, ругался чуть ли не в полный голос — несмотря ни на что, с нас, по его словам, содрали такую въездную пошлину, что просто уму непостижимо! Но остальных, судя по всему, размер пошлины беспокоил меньше всего.
— Лия — это Варин. — Ну, что скажешь?
— Среди стражников на таможне был один колдун. Вернее, колдунишка. Очень слабенький. Пытается сканировать всех подряд, и искренне уверен, что у него это получается. Но вот при виде списка ввозимых товаров он думал вовсе не о том, как бы проверить нас, а лишь прикидывал, как бы ему с телег уволочь втихую мешок-другой. Или хотя бы пару шкурок…