Ересь Хоруса. Омнибус. Том II
Шрифт:
Какой смысл просить о чем-то, если знаешь, что тебе вернее всего откажут?
— Да, — сказал он самому себе. — Да, это сработает. А даже если не сработает, проще просить прощение, чем получать разрешение [12] .
Таматика нажал на кнопку активации на пульте, подводя энергию двигателей к оборудованию, питающему его изобретение. Показатели начали расти, а Таматика фиксировал их все с помощью записывающего оптического устройства в бионическом глазе.
Между двумя сферами проскочили молнии — до слез яркая изогнутая сеть. Троих
12
Слова Грейс Хоппер.
Ему оставалось только опустить два переключателя, которые замкнут цепь.
Но вдруг в глубине сознания всколыхнулось сомнение, и его руки замерли над переключателями.
— Что если не получится? — произнес он, поворачиваясь к бормочущим автептам калькулус логи.
У них не было для него ответа, лишь выходные данные и балансные показатели.
Поток гексаматематических вычислений был успокаивающим в своей простоте, и Таматика с облегчением выдохнул. Он кивнул и махнул рукой, словно хотел показать, что принял их совет.
— Да, разумеется, вы правы, — сказал он. — К чему эта нерешительность?
Он опустил переключатели, и в ответ на взмывшие значения мощностей прогремел оглушительный взрыв. Реле тут же взорвались, молнии прорезали воздух, наполняя зал вспышками ослепительной энергии и заставляя все трястись, как при сейсмическом ударе.
— Таматика, дурак ты проклятый! — вскрикнул он, когда калькулус логи завопили одним голосом и их объединенное сознание угасло от вспышки ответных данных. Все тридцать повалились на пол, истекая кровью, а над их черепами поднимался дым от сожженных мозгов. Невозможно было определить, как сильно оказалась перегружена система: все стрелки и индикаторы расплавились.
Таматика посмотрел на две сферы. Между ними скакал слепящий свет, а сервиторы исчезли, испепеленные в огне расширяющегося электромагнитного поля. О том, почему этот эксперимент пошел не так, он подумает позже; сейчас же Таматика ударил ладонью по аварийному выключателю.
Подача энергии к устройствам вокруг сфер была мгновенно прекращена, и о потенциально катастрофическом скачке энергии напоминало только облако наэлектризованного воздуха. Таматика выдохнул с облегчением и раздражением, глядя на разбитый пульт в надежде получить от этой неудачи хоть какую-нибудь информацию.
От его самописцев почти ничего не осталось, но один выживший датчик сообщил ему, куда именно ушли огромные потоки энергии, выведенные из системы эксперимента, и как это будет выглядеть для любого другого корабля, который окажется поблизости.
— А, электромагнитный выброс, — сказал он. — Это плохо. Это очень плохо.
Глава 13
ПОДАЛЬШЕ ОТ КРАЯ
МАСКИ СНЯТЫ
ПРИКАЗЫ АТАКОВАТЬ
Это было похоже на пробуждение от кошмара, после которого понимаешь, что кошмар
Что с ним случилось?
Внутри он ощущал пустоту, словно какие-то сильные очистительные средства вымыли из тела всю энергию, оставив после себя только озноб. Яркий свет проникал сквозь веки и вонзался в мозг, который и без того болел так, будто его сжимал механический кулак дредноута. Нервы грозились проткнуть кожу, отчего любое прикосновение становилось мукой.
— Он просыпается, — сказал один голос, хриплый и скрипучий.
— Я не был уверен, что это произойдет, — сказал другой.
— Не так уж сильно я его стукнул, — проворчал третий.
Он попытался понять, о чем шла речь. Равнодушный гул приборов, отдававшийся эхом, и едкий запах антисептика и формальдегида указывали на апотекарион, но грубые голоса, скрип пластин брони и запах оружейного масла больше подходили оружейной легионера.
— Где я? — просипел он.
— На борту «Железной крови», — ответил первый голос. — В апотекарионе.
Тут он, по крайней мере, не ошибся.
— Почему? Что случилось?
Он открыл глаза, щурясь от резкого света люменов и отблесков, которые отбрасывали металлические стенки шкафов и стеклянные сосуды, в которых плавали куски ткани и запасные органы.
— Мы надеялись, ты нам расскажешь.
Говоривший склонился над ним, и он узнал Сулаку. Апотекарий был из гранд-батальона кузнеца войны Торамино и в настоящее время носил титул Верховного в Додекатеоне — судя по слухам, вполне заслуженно.
Фулл Бронн сел, чувствуя в теле такую же слабость, как и в тот день, когда ему вживили черный панцирь: руки и ноги дрожали, мышцы болели, словно их растянули до невозможного предела. Чьи-то руки поддержали его.
Кузнец войны Форрикс, стоявший сбоку от упрочненного анатомического стола, на котором сидел Бронн, крепко держал его за предплечье. Хотя и осторожное, это прикосновение вызывало боль, и Бронн высвободился.
У широких дверей апотекариона стоял ничем не примечательный воин, чьи длинные волосы были заплетены в замысловатую косу, перекинутую на правое плечо. Его лицо казалось знакомым, но Бронн никак не мог вспомнить, откуда, — пока не потер болящее место на челюсти.
— Ты ударил меня, — он наконец вспомнил тот сокрушительный удар, который отправил его в нокаут.
— Всегда пожалуйста, — ответил Кадарас Грендель.
— Что? — рявкнул Бронн и поморщился, когда молоты в его голове застучали громче.
— Думаю, в этот раз мы можем обойтись без дисциплинарного взыскания, — сказал Форрикс.
— Он поднял руку на старшего по званию, — возмутился Бронн.
— Вы правда не помните, что там произошло? — спросил этот невыносимый Грендель, широко и нагло ухмыляясь. — Забористую же смесь вам споил Эйдолон.
— Эйдолон? — переспросил Бронн. Память вытолкнула воспоминание, как вода выталкивает на поверхность распухший труп утопленника. — Помню, я что-то курил. А потом пил. Что-то, приготовленное из слез.